Ночное зрение - [21]

Шрифт
Интервал

И все, что ли?

Петр доел снежок, дуя на него, как на горячий пельмень. Снежок был с привкусом сажи. Вытерев покрасневшие руки о подкладку карманов, Петр подошел к дому походкой премьера, сходящего по трапу самолета.

Лампочки в подъезде не было. Или была, да не светила. Петр долго чиркал отсыревшими спичками, зажег наконец одну о панель, поднес ее к двери в поисках звонка — звонок оборван. Он опустил спичку ниже, чтоб рассмотреть номер квартиры, и увидел, что дверь опечатана. На двери был старый номер, который он, Петр, пристроил три года назад, родной номер. Спичка погасла, и он потрогал руками то место дверной коробки, где отчетливо осязалась полоска бумаги с какой-то подписью на ней и сургучной блямбой.

— Дьявол! — растерялся Петр. Замер, глядя в темноту под ногами, потер подбородок. — Дьявол…

Позвонил в соседскую дверь, там жил сварщик Володя из домоуправления.

— Кто? — послышался вопрос из-за двери.

— Это я, Володя, Петр…

— Какой Петр? У нас все дома… — но уже загремели засовчики, щеколды, цепочки. — Ты, что ли, Петяшка? Как снег на лысину! Какими ветрами? Заходи, заходи…

— Чего ты на сто запоров запираешься? Машину, что ли, выиграл? Стук-бряк! Как в госбанке… — Петр желал попасть в тон. — Здорово!

— Здорово! — Володя с любопытством сорокалетнего выжиги оглядывал Петра. — Ну, снимай спецовку…

— Я ненадолго. Скажи, Володя, что случилось? — начал он, но Володя и сам уже кивал головой, улыбался, похлопывал Петра по плечу: сейчас, сейчас… Он позвал: — Катя! Катерина!

Из дальней комнаты вышла маленькая с круглым носиком его жена и подозрительно уставилась на Петра.

— Не признала? — спросил Петр якобы по-народному. — Богатым стану…

— Николай, что ли? — отчужденно глянула на него Катерина, но сделала два шага вперед.

Тогда муж пояснил, восторженно глядя на эту сцепу:

— Петька же это! Сосед наш из горелой квартиры.

— Какой, какой? — заинтересовался Петр. — Ка… Какой, какой квартиры?

— А-а… — отчуждения на лице Катерины как не бывало. Его сменило выражение родственной жалости, соболезнования. — Петя! Как не узнать — Петя…

— Горелой, — попросту повторил Володя. — У тебя ж хата-то выгорела…

Петр замахал руками:

— Постой, постой: давай по порядку! Что значит «выгорела»? Когда? Где квартиранты?

— Короче! — Володя показал руками «стоп». — Под полом у тебя загорелась электропроводка. Это было… это было… Когда? — рявкнул на жену.

— После Октябрьских!

— Да… А дым-то по пустоткам к нам потянуло! Тяга! Окна на кухне открыть не могли…

— Дым! Газ! Бабушка на четвертом этаже…

— Короче? Орлы в противогазах прибыли и что? Вен, — Володя взял Петра за рукав и потянул на кухню, — видишь свежую краску? Так они сначала у меня три доски из пола вырвали! Топориками — хрясь, хрясь! А плинтус попробуй найди. Попробуй найди плинтус!

Петр желчно смеялся.

— Подь ты с плинтусом! — сказала жена и легонько ударила Володю кулачком по плечу. — У человека беда, а он: плин…

— Короче! Дошло до них, что у тебя горит, доехало! Понял? Ну — бзынь на звонок, бзынь — а кому? Деду Фому? Квартиранты твои с полгода как в Минусинск — ф-р-р-р! Тю-тю! Ломай, ребята, двери! Бум! Нету замка! Дверь — чпок! — открылась! А там: бой в Крыму, все в дыму, ничего не видно… Они думали, огонь, и давай эту пену-то гнать: не жалко!.. Казенная!

— Короче, — сказала Катерина, — пол в большой комнате весь — долой, на кухне доски две-три — долой! А тут, говорят, как на полигоне: пусто, спасать, мол, нечего…

— Да, короче! — отмахнулся от нее Володя. — Опечатали тебя. Домоуправша Машка давно на эту хату зуб точила… Говорит: райисполком заберет площадь. За нее годами не плачено, какие-то люди без прописки живут: зы-зы-зы-зы. Понял, Петяшка? Ну ты дурак! Доверчивый-то почему такой? Тебе ж сколько: сорок — сорок пять? Ну? Мек-мек-мек…


— Ну, люди! — негодовал Петр, топая по тропинке к станции. — Ну, люди! Это ж надо так придумать! Мухи! Мухи! Дьявол…

Его одолевала черная обида на людей, живущих по непонятным ему законам, мало мучающихся своими ошибками и мало радующихся удачам. Они копошатся в гигантских городах на тропинках от дома до работы с сумками, с детскими колясками, с ранними огурцами или поздними цветами. Он не знал, как жить дальше, и боялся сознаться себе в этом. Он знал, что не будет бороться за квартиру, и даже чувствовал облегчение оттого, что теперь может сосредоточиться только на столе в материнском закутке, где он будет окружен всегда новой лестью своих старых почитателей. Он не считал их ущербными.

— Он был молчальником искусства! — оборачиваясь к своему бывшему дому, звонко и зло сказал Петр, втянул голову в панцирь пальто и зашагал навстречу дню своего рождения.

У него была мать. И только потому не умирала, превысив все пределы человеческой усталости, что не на кого было оставить дитя.

НОЧНОЕ ЗРЕНИЕ

Наше детство было послевоенное.

В тупике улицы Аренской, на ромашковой поляне, лежал убитый грач.

Белоголовый мальчик в оранжевой рубашке и новеньких сатиновых шароварах легонько наступал грачу на грудь лакированным башмачком, и мертвая птица приоткрывала клюв:

— Кр-а-а…

Мальчика звали на улице Санькой Облезлым. Его бледное лицо и руки были покрыты лишаями. Лишай он подцепил, купаясь в пруду вместе с коровами, козами, собаками. Купаться можно было и в котловане, но вода в нем все лето холодная, а Санька боялся судорог. В болотце же вода шелковистая, бордовая, у берега лягушачья икра и кувшинки, а выйдешь на берег — ступай на коврик травы, вытканный желтым курослепом. Никто из нас не умел лучше Саньки строить шалаши, ловить ужей и сажать их в пустые бутылки. Только он мог вырезать из березового корневища пастушескую колотушку. А лакированные туфельки купила Саньке любящая мать на деньги, заработанные им летом прошлого года. Он пас частное стадо: чуть больше десятка коз с козлятами, козла Агу и двух коров, одна из которых комолая. В то лето, о котором я рассказываю, Саньку не пустили пастушить: однажды в сильную жару у него пошла кровь носом, закружилась голова и помутилось сознание. Очнувшись, Санька увидел рядом морду пса Кири, доедавшего обед из пастушеской сумки, а сил, чтобы отогнать собаку, не было.


Еще от автора Николай Александрович Шипилов
Остров Инобыль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.


Мы — из дурдома

Последний роман Николая Шипилова, скончавшегося в сентябре 2006 года, является, фактически, завещанием писателя.


Золотая цепь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Псаломщик

ИСХОДТы ищешь до коликов: кто из нас враг... Где меты? Где вехи? Погибла Россия – запомни, дурак: Погибла навеки...Пока мы судились: кто прав – кто не прав...Пока мы рядились -Лишились Одессы, лишились Днепра -И в прах обратились.Мы выжили в чёрной тоске лагерей,И видно оттуда:Наш враг – не чеченец, наш враг – не еврей,А русский иуда.Кто бросил Россию ко вражьим ногам, Как бабкино платье? То русский иуда, то русский наш Хам, Достойный проклятья.Хотели мы блуда и водки, и драк...И вот мы – калеки. Погибла Россия – запомни, дурак, Погибла навеки.И путь наш – на Север, к морозам и льдам, В пределы земные.Прощальный поклон передай городам –Есть дали иные.И след заметёт, заметелит наш след В страну Семиречья.


Рекомендуем почитать
Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кацап

Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.


Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.


Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.


Сказание о Волконских князьях

Андрей БОГДАНОВ родился в 1956 году в Мурманске. Окончил Московский государственный историко-архивный институт. Работает научным сотрудником в Институте истории СССР АН СССР. Кандидат исторических наук. Специалист по источниковедению и специальным историческим дисциплинам. Автор статей по истории общественной мысли, литературы и политической борьбы в России XVII столетия. «Сказание о Волконских князьях» — первая книга молодого писателя.


Последний рейс

Валерий Косихин — сибиряк. Судьбы земли, рек, людей, живущих здесь, святы для него. Мужское дело — осенняя путина. Тяжелое, изнуряющее. Но писатель не был бы писателем, если бы за внешними приметами поведения людей не видел их внутренней человеческой сути. Валерий Косихин показывает великую, животворную силу труда, преображающего людей, воскрешающего молодецкую удаль дедов и отцов, и осенние дождливые, пасмурные дни освещаются таким трудом. Повесть «Последний рейс» современна, она показывает, как молодые герои наших дней начинают осознавать ответственность за происходящее в стране. Пожелаем всего самого доброго Валерию Косихину на нелегком пути писателя. Владимир КРУПИН.


На легких ветрах

Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.


Куликовские притчи

Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.