Ночная поездка - [7]

Я пытался хоть что-то понять, но не мог. В голову глухо бУхало.

— Зачем?

— Все очень просто. Она бы отобрала талант парнишки и швырнула в кучу хлама. Он рассказывал бы все ей, а не ящику. А ей не хотелось украсть у мира великого гения, не так ли?

Парнелли высосал из бутылки оставшиеся капли и бросил ее в угол.

— В этом все дело, Дик — у нашего босса совершенно уникальный свой собственный маленький подход к джазу. Он верит в то, что человека надо подкосить перед тем, как ему играть. Чем хуже тебе и чем дольше ты остаешься подкошенным, тем лучше музыка. Верно, Макс?

Макс спрятал лицо в ладонях и не ответил.

— Погляди вокруг. Ты: десять лет назад — десять, не так ли, Дик? — ты напился ночью, сел в машину и сбил маленькую девочку. Убил ее. Ролло, вон там — он сдвинутый, и ему это нравится. Хью, каков твой крест?

Хью молчал.

— О, да: рак. Хью у нас скоро, буквально на днях умрет. Буд Паркер и Сиг, бедные детки: на игле. Мейнстрим. И я — человек бутылки. Макс подобрал меня в Бельвью. Надо ли продолжать?

— Продолжай, — сказал я, ибо хотел, чтобы все стало предельно ясно.

— Но по некоторым причинам Максу не удавалось найти по-настоящему сломленного пианиста. Они претендовали на жалость, но черт побери, оказывалось, что у них всего лишь желудочные боли. Потом он нашел Дэвида Грина. Или ты его нашел, Дик. И тогда мы, наконец-то, оказались в сборе. Восемь жалких ублюдков. Понимаешь?

Парнелли потрепал голову Макса и икнул.

— Но ты никак не врубался, потому что ничего не понимал. Старый, умный Дейли. Сам ты давно бы смог избавиться от своего кошмара, однако он — он умеет поворачивать нож в ране. И он его иногда поворачивает — вроде как заводит нас, чтобы мы плакались об этом публике.

Хью Уилсон сказал:

— Чепуха. Полная чепуха. Я могу играть так же хорошо, как и…

Макс опустил ладони на поручни и выглядел более властным и сильным, чем когда-либо прежде.

— Нет, — сказал он. Он раскраснелся и дрожал. — Оглянись-ка назад, Дьякон. Кто были великие пианисты? Я имею в виду именно великих. Я тебе скажу. Джелли Ролл — о котором говорят, что он пропадал в борделях. Лингл — отшельник. Тейтулл — слепец. Кто играл на горне так, что пронзало сквозь кожу до самых костей и не отпускало? Я скажу тебе тоже. Упившийся ромом забулдыга по имени Бидербек и одинокий старик по имени Джонсон. Бадди Болден — он сошел с ума посреди парада. Оглянись, говорю я тебе, поищи-ка великих. Покажи-ка их мне. И я покажу тебе самых одиноких, самых жалких, побитых, покатившихся в ад ублюдков из всех живущих. Но их-то и помнят, Дьякон Джонс. Их-то и помнят.

Макс глядел на нас своими спокойными глазами.

— Дейви Грин был милым парнишкой, — сказал он. — Но мир переполнен милыми парнишками. Я сделал его великим пианистом — а это что-то такое, чего в мире сильно не хватает. Он делал музыку, которая проникала и трогала. Он делал музыку, слушать которую должен только бог. И она забирала невзгоды из сердец всех, кто слушал его, и всех, кто будет его слушать…

Теперь он сжал ладони в кулаки. Он весь покрылся каплями пота.

— Никогда еще не было великой группы — до нашей, — сказал он. — Никогда еще не существовала кодла музыкантов, которая могла бы играть все что угодно, и играть верно и прекрасно. И другой такой не будет. Вы все стали великими, и я держу вас великими.

Он нетвердо поднялся на ноги.

— Окей, теперь все в открытую. Я испоганил жизнь у каждого в этой комнате, превратил вас в пленников, я обманывал вас и лгал вам — окей. Кто ударит меня первым?

Никто не шевельнулся.

— Давайте, — сказал он, только уже совсем не тихим голосом. — Давайте, вы, сукины сыны с цыплячьими сердцами! Вперед! Я только что убил прекрасного чистого мальчика, не так ли? Как насчет тебя, Парнелли? Ты нацеливаешься на меня очень долго. Почему тебе не начать?

Парнелли некоторое время смотрел ему прямо в глаза, потом повернулся, подхватил свой горн и вышел за дверь.

Сиг Шульман последовал за ним. Один за другим ушли все остальные, никто не оглянулся.

Все ушли, и я остался один на один с Максом Дейли.

— Ты что-то говорил мне сегодня вечером, — сказал он. — Ты обещал, что вернешься и убьешь меня. Что тебя сдерживает? — Он подошел к бюро, открыл ящик и достал старенький револьвер калибра.38. И дал его мне. — Ну, давай, — сказал он, — убей.

— Я только что убил, — ответил я и положил револьвер на стол.

Макс смотрел на меня.

— Выкатывайся отсюда, Дик, — прошептал он. — Будь свободен.

Я вышел наружу, там было очень холодно. Я пошел. Но идти было некуда.

Гужов Е., перевод