Ночная кукушка - [7]

— А с чего тебе вообще пришло в голову сравнивать себя с другими девочками?

— Они красивее. Они хорошо одеваются, они нравятся мальчикам. Они лучше...

Дед посмотрел на нее задумчиво, а потом вдруг сказал:

— Знаешь что... Ступай-ка и принеси ремень.

Минерва этого совершенно не ожидала. Испугалась и возмутилась — за что?! — но ослушаться не посмела. Ей и раньше иной раз доставалось, но легонько, символически — дед ее баловал и все прощал. Но в этот раз влетело всерьез, так, что она потом до вечера не могла даже подумать о том, чтобы сесть на стул.

От гордости и обиды она не позволила себе заплакать, а терпела молча, закусив губу и изо всех сил сдерживая слезы. Когда наказание закончилось, дед погладил ее по голове.

— Умница, держалась молодцом... А теперь послушай меня. Никогда больше не смей сравнивать себя с кем-то. Ты — внучка королей. Все эти девчонки тебе в подметки не годятся. Ты лучшая, всегда будешь лучшей, и плевать, кто что о тебе думает. Ты должна делать то, что считаешь нужным, и держать голову высоко, даже если у тебя не будет куска хлеба, даже если весь мир будет против! Поняла?

— Да, — кивнула она.

— Ну, вот и хорошо, — он улыбнулся и поцеловал ее в лоб.

Нельзя сказать, что Минни сразу усвоила урок; но чем старше она становилась, тем больше понимала, что дед был прав. А тогда, в младших классах, она очень старалась и вправду быть лучшей — не для других, а для самой себя. Когда никто не слышал, тренировалась правильно произносить слова и к третьему курсу полностью избавилась от шотландского акцента, научившись говорить на идеальном английском; бесконечно отрабатывала заклятия, которые не удавались; училась так, словно собралась пройти школьную программу за один год; заставляла себя смотреть в глаза тем, кому не нравилась, причем так жестко, что число желающих обсуждать ее за спиной резко поубавилось. На каникулах дома она бралась за самую трудную работу, а чтобы отдохнуть, лазала по скалам или плавала до изнеможения, пока мышцы не начинали наливаться свинцовой тяжестью. Не позволяла себе остановиться, расклеиться, проявить слабость...

Старалась всегда держать голову высоко. А спину — идеально прямой.

* * *

При этом, как ни странно, едва Минерва перестала думать о том, как выглядит со стороны, другие начали считать ее красивой. В младших классах она, правда, об этом и не догадывалась. Она привыкла общаться с мальчишками, и ей в голову не приходило, что они могут видеть в ней нечто большее, нежели друга. Хотя Джордж МакГонагалл с первого курса проявлял к ней внимание: носил ее ранец, старался всегда сесть рядом на уроках, ходил вместе с ней в библиотеку, а временами, страшно смущаясь, как бы невзначай подсовывал маленькие подарки: красивое перо, заколку для волос...

К пятому курсу у Минервы уже не было сомнений, что они с Джорджем поженятся после школы — если, конечно, война к тому времени закончится и ему не придется идти на фронт. Они никогда не обсуждали это впрямую; да и зачем, если это подразумевалось само собой? Джордж говорил, что хотел бы после шестого курса познакомить Минерву со своими родителями. Она ничего не имела против. Если бы ее спросили, любит ли она МакГонагалла, она бы без колебаний ответила: "Да", потому что действительно так думала. Джордж ей нравился; он был симпатичный, добродушный, умный, серьезный... С ним всегда было спокойно и надежно. Все было хорошо.

Пока однажды она не встретила Тома.

До пятого курса они не общались — Том был с другого факультета, да еще и на год младше. Его имя она впервые увидела в формуляре библиотечной книги, которая срочно понадобилась ей перед СОВами. Еще подумала: какая смешная фамилия. Riddle, "загадка". Почему-то незнакомый Риддл представлялся ей пухлощеким и низеньким, будто пак из детских сказок. А при встрече оказался худым и высоким. У него были темные глаза и привычка насмешливо поднимать одну бровь, и Минерва вспомнила, что пару раз видела его на собраниях неформального "Слаг-клуба". Их даже знакомили, но она тут же об этом забыла. Старшие курсы редко интересуются младшими.

Том принес ей книгу и только махнул рукой, когда она предложила пойти переписать формуляр в библиотеке. Мол, какая разница, потом вернете... Тогда он еще называл ее "мисс Робертсон". Через два часа — Минни с изумлением обнаружила, что все это время проговорила с ним в холле у входа в Большой зал, — они уже называли друг друга по имени.