Ночная - [8]

А ведь не исключено, что, когда я вернусь, настоятеля уже не будет в живых… что же полагалось делать в таком случае? Разбить бутылку? Не будет ли только хуже?

Так меня и застал вернувшийся зомби — застывшей перед полкой, в нерешительности переступающей с ноги на ногу. Не обращая на меня внимания, мертвец поднял уроненную бутыль, бережно отряхнул и поставил на место. Я нервно дернулась, но он уже развернулся и направился к выходу, механически выполняя все, что ему приказал уже покойный хозяин.

- Стой, — пискнула я не своим голосом и испуганно шарахнулась назад, когда он вдруг замер посреди движения. Но, похоже, ему всего-навсего велели приносить еду бокору и следить за порядком в доме… — Где колдун хранил записи?

Зомби продолжал невозмутимо стоять спиной ко мне. Я нервно сглотнула.

- Отведи меня туда, где твой хозяин хранит записи, — рискнула я — и сама же вскрикнула, когда мертвец резко обернулся и печатающим шагом направился наверх.

Я сделала несколько глубоких вздохов, чтобы комната перестала плыть перед глазами, и пошла следом, сама себе поражаясь — на что же я готова ради денег.

Лестница вела на чердак, захламленный еще пуще основной комнатки; зато здесь все-таки обнаружилась лежанка изо мха, возле которой громоздились подносы с уже испорченной едой, и столик с высохшей чернильницей и ворохом бумаг. Сверху лежал незапечатанный конверт и неоконченная записка с одной-единственной фразой: «Вы похоронили его без савана!». Остальные бумаги оказались рецептами мазей и микстур и счетами от трактирщика с Краевой улицы. Никаких подробных инструкций к монетке не прилагалось.

Я схватила записку, перечитала ее и беспомощно огляделась, силясь вспомнить, что же это все мне напоминает. Зомби стоял неподвижно, раскаленным взором уставившись в стену.

- Без савана, — вслух проговорила я, и мертвец вдруг вздрогнул — но тотчас снова застыл.

Я осторожно отступила назад, прижимая к груди записку. Зомби не двигался. Тогда я все-таки закричала и скорее помчалась прочь, громко шлепая босыми ногами по болотной грязи и поминутно оскальзываясь, от души сопереживая всем тем, кто предпочел понапридумывать небылиц, лишь бы не соваться в дом колдуна.

Но через минуту крадучись вернулась и забрала бутыль с именем наставника. И лишь потом припустила со всех ног, едва услышав тяжелые шаги на лестнице.

Паника — не лучший стимулятор для памяти, и о содержании записки я начала соображать, только когда оказалась за крепостными стенами и уже пыталась отдышаться, поминутно оборачиваясь, ожидая увидеть за собой серого мертвеца. Он вовсе не выходил из дома, но иррациональный страх упрямо твердил, что зомби рядом — и оттого остановиться я рискнула только на границе освященной земли.

- Без савана, — повторила я, тихо сползая по спасительной ограде храма. — Похоронили без савана… нахцерер! — наконец вспомнила я. И, пискнув от страха, бросилась во внутренние помещения — само собой, с черного хода, хоть и пришлось намотать лишний круг. Против некоторых привычек оказался бессилен даже бродячий мертвец с украденной душой.

* * *

Я опоздала.

Это было понятно уже по одному только выражению лица Раинера, встретившего меня на пороге черного хода.

- Наставник… — начал было говорить брат Раинер и заметил в моих руках бутыль с кривоватой надписью. — Что за?..

- Душа, — буркнула я, невольно потупившись под пронзительным взглядом храмовника. — Колдун украл его душу, пока был жив. Видимо, чуял, что добром вся эта история с чумой для него не закончится, даже если он и не заразится.

Раинер нахмурился. Я приготовилась выслушать уже знакомую отповедь про ведьм и, на всякий случай, драпать — но десятник отлично помнил, что я не испытывала никакого дискомфорта от нахождения на «святой» земле, и переживал вовсе не из-за этого.

- Но ведь его казнила толпа, а не Храм!

- А ему-то об этом откуда было знать? Он просто обезвредил предполагаемого противника, — брякнула я и поспешно заткнулась.

Не положено грязным (да и отмытым, по совести, тоже) нищенкам знать слова вроде «предполагаемый противник», как, впрочем, и про кражу души. А уж про чтение надписей на бутыли и говорить нечего, что уж теперь…

Но Раинер на мою оплошность не обратил никакого внимания, только беспомощно оглянулся назад, в темноту коридора, откуда еле слышно доносился ритуальный плач по покойному. А потом собрался с духом и спросил:

- Еще можно что-нибудь сделать?

Со мной давно не говорили в таком тоне — словно я разбиралась в чем-то если не лучше, чем собеседник, то хотя бы на том же уровне или, по крайней мере, вообще имела мозги. Это вызывало на откровенность куда эффективнее любых храмовых пыток — и, кажется, благополучно опровергало последнее.

- Максимум — зомби, но я не умею. То есть, я могу его поднять, но не знаю, что делать дальше, — растерянно созналась я — и поняла, что вот теперь точно ляпнула лишнего. Что-то в позе Раинера резко изменилось, хотя он так и не сдвинулся с места, но теперь все в нем просто кричало о том, что в десятники храмовых отрядов производят отнюдь не за красивые глаза.

- Ты училась у колдуна? — вкрадчиво поинтересовался храмовник.