Ночка - [6]

"Ну, конечно же, - думаю, - папина дивизия в город пришла. Потому и плотину, наверно, не взрывали. Теперь их там много, теперь им бояться нечего... Теперь уж небось бандитам не поздоровится..."

И вдруг я вспомнила, что ведь бандиты уходят, что ведь я сама увела их подальше от города...

Меня будто крапивой стегнули...

"Что же я наделала? Дура! Ведь их потом не найдешь. Ведь они если в лес уйдут, их полгода потом ловить придется!"

А уж из города, вижу, и стрелять перестали. Думают, наверно: ушли бандиты...

"Как же, - думаю, - их задержать? Что бы такое придумать?"

И придумала все-таки.

- А ну, - говорю, - Ноченька, до свидания, беги-ка ты домой одна.

Подхлестнула ее хворостинкой, а сама повернулась и - бегом, догонять бандитов.

БАНДИТЫ ХОТЯТ МЕНЯ ЗАРУБИТЬ

Они еще далеко не успели уйти.

Чего у них там случилось - не знаю, только вижу: стоят, окружили атамана своего, кричат, руками размахивают.

Я еще до них добежать не успела, а уж атаман как будто ждал меня:

- Вот, - говорит, - она! Здесь она!

Потом говорит:

- Ну! Где ж плотина-то?

А я задрожала вся, руки перед ним ладошками сложила и говорю:

- Ой, дяденьки, миленькие!.. Вы только не сердитесь, не ругайтесь...

- Ну, что еще, - говорит, - такое?

- А я, - говорю, - ошиблась маленько. Плотина-то ведь в той стороне.

- Как, - говорит, - в той стороне?

- Да так, - говорю. - Вы уж давеча больно громко орали на меня. Я с перепугу-то все и перепутала.

Он свою серебряную саблю выхватил и говорит:

- Ты что?!

Потом говорит:

- На обман взяла? Издеваешься над нами?

Тут из толпы этот, в шляпе который, выскочил и говорит:

- Рубай ее, атаман! А ну, рубай ее, красную гадину!

Тут и другие, слышу, тоже кричат:

- Обманщица!

- Обдурила нас!

- Застрелить ее надо!

- Стреляй в нее, атаман!

Я думаю: "Ну, что ж! Сейчас застрелят".

Зажмурилась даже. Потом говорю:

- Я ж не нарочно.

И заплакала.

Атаман меня за плечо схватил, в глаза посмотрел и говорит:

- Так, значит, ты говоришь, плотина - там, в той стороне?

- Там, - говорю. - Вот честное слово - там.

Он говорит:

- А ну, становись на колени.

Я не подумала - стала.

- Перекрестись, - говорит.

Я и перекрестилась.

Тогда он саблю обратно вложил, по рукоятке ладошкой похлопал и говорит:

- Если обманешь, сам на месте тебя вот этой саблей зарублю.

Потом на коня вскочил и кричит:

- Эй, вы, черти окаянные, поворачивай!.. Конные вперед, переменным аллюром - за мной!..

Гикнул, свистнул и вдруг коня придержал, нагнулся, схватил меня под мышки и - к себе в седло.

- А ну, - говорит, - показывай нам дорогу.

Потом еще раз свистнул, лошадь рванула, и я чуть из седла не вылетела.

НАЗАД В ГОРОД

Я даже кричать не могла. Я будто вся деревянная стала. Лошади в холку вцепилась, зажмурилась и глаз не разжимаю.

А меня так и кидает, так и подкидывает.

Соколовский орет:

- Гей! За мной! Вперед! Не отставай!..

Сзади свистят, улюлюкают, плетки щелкают, копыта стучат.

Я глаза приоткрыла - вижу: мы уже лесом несемся.

Над головой только темные ветки мелькают.

Я думаю:

"Куда же мы едем? В город? Ведь там же красные. Ведь папина дивизия пришла. А может быть, - думаю, - и не пришла никакая? Может быть, я дурака сваляла? Может быть, я в безоружный город бандитов веду?"

Подумала об этом, и даже холодно стало, будто мне снегу за шиворот насыпали.

ВСТРЕЧА

Но до города мы так и не доехали. Не успели. Только, я помню, мы с бандитами из лесу выскочили, - у меня над головой что-то как засвистит.

И не успела я голову наклонить, а уж слышу - Соколовский кричит:

- Стой!..

Лошадь под ним на дыбы взвилась. Удилами зазвенела. Задние на него налетели. Все смешались.

А уж где-то впереди слышу:

- Ура-а! Ура-а! Ура-а-а!

Я лошадь за шею обхватила, высунулась и вижу: бегут нам навстречу люди. И хоть они и далеко еще, а уж вижу, что это не просто люди, а военные: в шинелях, с винтовками со штыками... И столько их там бежит, что и сосчитать нельзя.

А впереди на коне командир скачет и наганом над головой размахивает...

Я его еще и разглядеть не успела, а уж у меня дух захватило и сердце в груди заколотилось.

Я, как угорь какой-нибудь, из седла выскользнула, на землю спрыгнула и - бегом навстречу.

- Папа! - кричу. - Папочка! Папка!

А за спиной слышу:

- Стой! Гадина!

Оглянулась - несется ко мне атаман Соколовский.

Весь изогнулся, чуть из седла не валится. Лицо у него злое. Глаза горят. Оскалился.

- Стой! - кричит.

И вижу, саблю надо мной поднимает.

Я съежилась. Присела. Потом у меня что-то в ушах затрещало. Что-то грохнуло. Ноги у меня подкосились. И я память потеряла.

ЗОЛОТАЯ САБЛЯ

Очнулась - кто-то мне голову гладит.

А голове больно. В голове шумит.

Где-то как будто стреляют. Где-то "ура" кричат.

А я даже и вспомнить не могу, что со мной, где я... Носом поглубже дохнула: папоротником пахнет. Глаза приоткрыла - что такое? Кто это надо мной?

Я даже головой замотала.

- Уйди! - говорю.

Страшно мне стало.

А потом посмотрела получше и узнала: Ноченька это, корова наша... Нагнулась ко мне, сопит и тепленьким своим языком плечо мне вылизывает.

Я у нее, помню, спрашиваю:

- Ноченька! Милая! Где это мы с тобой? А?