Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра - [7]

Петр Заруба с некоторым состраданием подумал о друзьях-студентах, которые сейчас набивали животы рубленым ливером или сливовыми пампушками. Он уже не сокрушался, что Иржи Каплирж не пригласил его в гостиницу, ибо лучше, чем здесь, вряд ли где-нибудь могло быть. Жареного фазана со сборным гарниром он уже только попробовал. А ведь за ним еще последовало обещанное сюрпризное блюдо: перепела на поджаренных ломтиках хлеба! В заключение же явились марципановые шарики в сахарной пудре, грозди итальянского винограда и острый венгерский сыр.

Петр Заруба уже несколько устал и за десертом начал подремывать. Он сидел и представлял себе: так вот, наверное, обедает аббат Страховского монастыря по большим праздникам. Но, несмотря на одолевшую его сонливость, он сразу же узнал Иржи Каплиржа, который с красным от гнева лицом бежал мимо сада по улице, размахивая руками и отчаянно ругаясь вслух.

Он окликнул родича.

– Эй, Иржи! Заходи сюда, Иржи! Я здесь! Иржи остановился, вытер пот с лица, вошел в сад и, кивнув Зарубе, оперся руками о столешницу.

– Не ожидал увидеть меня так рано, Петр? – спросил он сумрачно. – Хорошо, что у меня есть человек, с которым можно поговорить! Я так зол на этих придворных сидельцев, что теперь уж, кажется, до самой смерти не перемолвлюсь с ними ни словом!

– Отчего же ты так сердит? – спросил Петр, слегка зевнув. Иржи Каплирж со скрипом рухнул на стул.

– Это все из-за Остерштока, – сообщил он. – Он сказал, что сейчас не может заплатить. У него, мол, ничего нет. Ну и пошло-поехало: у них-де в замке всегда так тяжело с деньгами, и уж я-то, как близкий родственник, мог бы набраться терпения и приехать как-нибудь в другой раз…

– А ты с Остерштоком и впрямь близкая родня? – полусонно спросил Заруба.

– Родня? – сердито вскричал Каплирж. – Петух моего дедушки, может быть, разок покричал у курятника его матушки – вот тебе и вся родня! А потом он повел меня к первому секретарю, и опять все сначала: «у нас ничего нет» да «откуда нам взять». Герр секретарь сказал мне, что от императора отовсюду требуют денег, и предъявил мне целую охапку прошений и заемных писем – о, небо, и все так! Знаешь, Петр, куда текут имперские деньги? Герр фон Колонич, командующий войсками в Венгрии, нуждается в золоте для содержания пограничной стражи. Комендант крепости Рааб жалуется на нехватку огнеприпасов, которую надо срочно восполнить. Вице-король Линца требует денег на строительные затеи Его Величества. Три тигра, что в прошлом году доставлены из Флоренции в зоосад императора, до сих пор не оплачены. Граф Вольф фон Дегенфельд ждет от императора милостивого подарка в качестве вознаграждения за сорокалетнюю службу. Дворцовые латники с зимы не получали жалования и уже начинают ворчать и нарушать дисциплину…

– Но говорят, – вмешался человек, сидевший за соседним столиком, – что три дня тому назад епископ Ольмюцский прислал ведомству обер-гофмейстера восемьсот дукатов на содержание императорского стола. Должно же что-нибудь от этого остаться?

– Говорят! Говорят! – передразнил Каплирж, который не любил, когда посторонние путались в его разговоры с друзьями. – Какое мне дело до того, что кто-то там болтает! Глухой услыхал, как немой рассказал, будто слепой видел, как ягненок плясал на проволоке.

Он бросил уничижительный взгляд на человека за соседним столом и, обратясь к Зарубе, продолжал:

– После всего этого я им заявляю: нет денег – нет сала, и не хочу я ждать с вашей выплатой! Тут герр секретарь испугался и говорит: устроят ли вас на сей раз двадцать гульденов? И стремительно написал мне поручение, с которым я должен идти… – он запнулся, покачал головой, потер лоб и тяжело вздохнул. – Что за жизнь! Сплошная комедия про Пульчинеллу!

– Куда же тебе с поручением? – спросил Заруба.

– Держись, Петр, за стол, не упади! К еврею Мейзлу, в дом на площади Трех Колодцев. Там он выплатит мне мои деньги. Я, Иржи Каплирж из Сулавице, должен идти на поклон к еврею на его еврейскую улицу! Надо же такое придумать?!

Он достал поручение из кармана, бегло просмотрел его, а затем сложил и сунул обратно.

– После всех этих унижений, – продолжал он, – Иоганн Остершток усадил меня за императорский стол, но к тому времени у меня пропал весь аппетит. Супа я съел разве что пару ложек, а ведь это был самый настоящий potage chassieu r…

– Охотничий суп я тоже ел, – встрял в его рассказ Заруба. – И еще яичницу, заливное из курятины и такую, знаешь, замечательную закуску…

– Как? – удивился Каплирж. – Тебе все это подавали здесь? Ну-ка, ну-ка, что еще?

– Шпигованную рыбу и один Бог знает что еще… – борясь с зевотой, отвечал Заруба. – Всего было двенадцать блюд, так что я все и не упомню.

– Неужели и жаркое из фазана? – недоверчиво вопрошал Иржи. – И перепелов? А в конце – марципан, виноград и венгерский сыр?

– Ну да. Откуда же тебе это известно? Каплирж обернулся и позвал хозяина.

– Как это получилось, – спросил он, – что ты кормишь своих гостей теми же точно блюдами, какие мне подавали наверху, в замке?

– А у меня так обычно и бывает, – спокойно возразил хозяин. – И никакой тайны тут нет. Если уж на императорской кухне начнут жарить да варить, так обязательно наделают всего с избытком. Все, что остается, смотрители стола продают мне и другим хозяевам гостиниц в округе замка. Но это бывает только в будни, ибо по воскресеньям остатками кормят бедняков, которые не могут платить по три серебряных гроша за обед.