Ночь Ягуара - [139]

Правда, Дженни могла иметь отношение к банде колумбийских убийц, и не исключено, что в этот самый момент киллеры выслеживают ее семью (в то время как ее ненормальный муженек свалил, крыса, заниматься какими-то колдовскими делишками, вместо того чтобы родных защищать). С другой стороны, через вымытые окна все видно, вымытые полы приятно не липнут к босым ногам, и к тому же из имевшегося дома небогатого набора продуктов уже приготовлены восхитительный крабовый салат и настоящее, еще теплое печенье, которое она сама испекла. Одно это стоит того, чтобы пренебречь картелем из Кайли, этого даже достаточно, чтобы простить ее мужа.

Тем временем Паза его мать поручила заботам трех престарелых, одетых в белое santeras; одна из них, оказавшаяся Джулией из botanica, видимо, являлась его йубона, кем-то вроде крестной матери. Джулия объяснила ему, что вообще-то они действуют не совсем по правилам, ибо дома, на Кубе, подготовка головы ийаво, инициируемого, к принятию ориша занимает девять месяцев, ускоренный же ритуал проводится потому, что Педро Ортиз и другие santeros и santeras признали это необходимым, а также из уважения к его матери.

Они находились в комнате в задней части дома, четверть которого принадлежала Педро Ортизу, в комнате, которая, наверное, предназначалась под кладовку или чулан, поскольку она не имела окон. Всю ее обстановку составляли циновка и большой canistillero — сделанный из красного дерева шкаф с выдвижными ящиками для хранения ритуальных предметов.

Некоторое время продолжались объяснения. Паз обладал базовыми познаниями в лукуми, имевшем африканскую основу священного языка культа сантерии, но Джулия использовала множество совершенно незнакомых ему слов, произносила речения не только из Ифа, но также и особые тексты, относящиеся к самой церемонии асиенто. При этом использовались не пальмовые орехи, а пригоршни раковин каури. Предсказания ита сулили нечто темное, если нечто не совершит чего-то с чем-то когда-то, в некоем особом месте.

— Вот еще одно, чего я не понял, — сказал Паз, — я всегда думал, что ориша призывает избранного, и лишь затем человек готовится принять его. Но меня никакой ориша не призывал.

— Ориша взывал к тебе годами, — последовало эмоциональное возражение. — Он взывал так громко, что это слышали решительно все, и только ты упорно держал уши закрытыми. Что весьма огорчительно.

— Я сожалею об этом, — сказал Паз и, произнеся эту традиционную фразу, вдруг почувствовал, что действительно сожалеет.

Старуха потрепала его по руке:

— Не тревожься, сын мой, мы все устроим, хоть это и будет непросто. Ты ведь упрямый осел, такой же, как твоя матушка, благослови ее Бог.

— Правда? А я думал, моя матушка была посвящена святым еще в детстве.

— Ну, если ты так думал, мало же ты про нее знаешь, — заявила Джулия и, прикрыв ему рот ладонью, когда он порывался задать еще вопрос, добавила: — Но сейчас не время говорить, во всяком случае для тебя. Тебе предстоит слушать, ждать и готовить свою голову к принятию ориша.

Итак, действо началось. Над Пазом совершили ритуальное омовение, обрили ему голову, облачили в белые одеяния, уложили на циновку, и три женщины, обращаясь с ним, словно с младенцем, стали кормить его с ложечки и поить, поднося чашку к губам. Кормили какой-то мягкой безвкусной кашицей, поили травяным чаем, отваром из множества трав. Все это сопровождалось пением и воскурением благовоний.

Пришедший мужчина, которого Паз не узнал, совершил жертвоприношение черного голубя, сцедил его кровь в чашу из кокосовой скорлупы и этой кровью начертил на бритой макушке Паза некие знаки. Снова чай, снова дым, снова песнопения. Паз потерял представление о времени, а порой казалось, оно двинулось вспять и он возвращается в детство.

А потом он уснул.

И конечно же, увидел сон. А когда проснулся, рядом находилась Джулия и, склонив к нему свое черное, морщинистое лицо с темными глазами, принялась расспрашивать, что он видел во сне. Остальные две женщины спокойно сидели на заднем плане, внимательно глядя на него, словно судьи на соревнованиях по гимнастике.

Паз рассказал свой сон.

Дело было в Гаване, он шел по лесной тропинке в обществе Фиделя Кастро, они беседовали, и Паз каким-то манером произвел на Фиделя столь сильное впечатление, что тот согласился покончить с коммунизмом и предоставить Кубе свободу.

Этому благословенному событию препятствовало лишь одно обстоятельство — Фидель вознамерился отметить окончание коммунистической эры праздничным пиром и потребовал добыть для него молочных поросят дикой свиньи. Семь молочных поросят.

Он вручил Пазу лук с семью стрелами, и Паз отправился в лес на охоту. Оказалось, что он великий охотник, и очень скоро семь подстреленных поросят лежали в его мешке.

А на обратном пути к дворцу Фиделя ему повстречалась Амелия.

Когда он рассказал ей, что у него в мешке, девочка стала просить отдать одного поросенка ей. Паз, однако, ответил «нет», ибо на кон было поставлено нечто жизненно важное — освобождение Кубы, которое Фидель обещал осуществить, если Паз принесет ему семь поросят.

Амелия плакала, уговаривая отдать ей всего-то одного поросеночка, но Паз остался непреклонен.