Ночь Волка - [48]

– Ну, если так, – засмеялась Вероника, – то я, пожалуй, приму ваше приглашение, – и, помедлив, добавила, – когда-нибудь.

Елисеев довез ее и попросил номер телефона. Вероника покачала головой.

– Я снимала здесь квартиру, завтра съезжаю.

– Хотите, я помогу вам перевезти вещи, – предложил Елисеев.

– Спасибо, это будет кстати.

– Во сколько мне подъехать?

– Я еще не знаю, как соберусь.

Елисеев протянул ей визитную карточку.

– Здесь номер моего мобильного телефона, позвоните, и в течение часа я буду у вас.

Вероника взяла карточку и, не читая, сунула в карман. Вспомнила о ней только, когда собралась идти за такси на следующий день; надела дубленку, сунула руку в карман и обнаружила кусочек картона. Колебалась до тех пор, пока не заглянула в кошелек. Елисеев, напротив, ждал звонка, чувство к девушке шевельнулось в нем, когда он провожал взглядом ее стройную высокую фигуру. Особенно не надеялся, что она позвонит, уж больно красива была, но все равно надеялся. Когда раздался звонок, бросил все дела и помчался к ней. Остальные события, происходившие в течение дня, были ему на руку. Новая квартира, в которую Елисеев привез Веронику, оказалась уже сдана другим людям. Произошла накладка, в агентстве по найму жилья – одновременно сдали квартиру двум людям. Вероника дозвонилась до агентства и получила два новых адреса; один из них оказался неправильным, а по второму – окна квартиры, расположенной на первом этаже – смотрели на помойку.

Расстроенная Вероника сидела, прикусив губу, размышляя над тем, что делать дальше; поймав взгляд Елисеева, вдруг показала ему язык. Мужчина засмеялся и сказал:

– Между прочим, я тоже снимаю квартиру, на Пятницкой.

– Сочувствую.

– Да нет, это я вам сочувствую, могу поделиться, – и добавил, – поздно уже.

– Сколько у вас комнат? – спросила Вероника.

– Две.

– Уж не думаете ли вы, что я откажусь?

– Я надеюсь, что вы согласитесь, – затаив дыхание, сказал Елисеев.

– Я вам нравлюсь, – констатировала Вероника.

Елисеев кивнул.

– Я вам нравлюсь, – вздохнула Вероника, – и меня это пугает.

Кокетство.

Елисеев улыбнулся.

– Да, хорошего в этом мало.

Вероника удивленно взглянула на него, но поняла. Ирония. Улыбнулась. Деваться все равно некуда, не ехать же на ночь, глядя во Владимир, к родителям. Надо рискнуть. Елисеев был высоким, несколько грузным мужчиной с печатью интеллекта на лице. Чувствовалось, что следит за собой, – хорошо одет, французский парфюм, и квартира оказалась, что надо, одна комната смотрела окнами на Москва реку, где маленький пароходик тащил огромную баржу, груженую песком или гравием, в темноте было не разглядеть, а другая выходила на церковь, чей купол сверкал золотом в лучах прожектора.

– Выбирайте любую, – опережая ее вопрос, сказал Елисеев.

Принялась вслух размышлять:

– Пожалуй, с видом на реку; так как, церковь будет вызывать у меня угрызения совести, или взывать к моей совести, что в принципе одно и тоже. Потому что, как ни старайся – мой образ жизни нельзя назвать праведным: взять хотя бы то, с какой легкостью я приняла предложение разделить с вами кров; молодая девушка будет спать в одной квартире с едва знакомым мужчиной, кто после этого поверит в то, что между ними ничего не было. Или, что еще хуже – не приведи Господи, вдруг он маньяк, Царица Пресвятая Богородица, – Вероника перекрестилась, – нет уж, лучше вид на реку, текущая вода уносит мысли, от которых, честно говоря, хорошего мало, одно самоедство. Знаете такую народность – самоеды, так я из них.

Елисеев, внимательно выслушав этот монолог, коротко сказал:

– Может быть, легкий ужин с сухим, красным, домашним, французским вином «Божоле»?

Он знал толк в обращении с молодыми девушками.

– Может, – согласилась Вероника, – только ужин лучше потяжелее, в последний раз я ела за час до того, как села вчера к вам в машину. – У вас во Франции свой виноградник?

– Нет, просто оно так называется.

– Жаль. Можно я приму душ, – попросила Вероника?

Через сорок минут, когда она вышла из ванной, в комнате с видом на Москва-реку, стоял журнальный столик, на котором возвышалась бутылка «Божоле», вторая, поменьше, «Хеннесси» и много маленьких тарелочек, с сыром – с зеленым с плесенью, ветчиной, гусиным паштетом, маслинами, с красной икрой и вазочка с орехами кешью.

– Прошу.

– Спасибо.

Налил ей вина, себе коньяку. Выпили.

– А вы, что пьете.

– «Хеннесси», коньяк, тоже французский.

– Можно и мне попробовать?

– Конечно можно.

Где вы видели человека, который отказался бы от коньяка. Молодым девушкам вообще не стоит пить, а уж мешать вино с коньяком вовсе недопустимо.

Но Елисеев совершенно точно знал, что спешка, к хорошему не приводит: три его предыдущих брака были заключены с женщинами, с которыми он переспал в первый же день знакомства, и то, что он в данный момент холост, лучшее свидетельство того, какими они оказались; поэтому Елисеев, имея все условия и возможность овладеть ей в этот вечер, не стал этого делать. Он хотел, чтобы девушка осталась с ним, если не навсегда, то надолго. Когда утром Вероника, морщась от головной боли, открыла глаза, рядом с диваном, на котором она спала, заботливо укутанная пледом, на пододвинутом журнальном столике стоял стакан воды, а рядом на блюдечке две таблетки шипучего аспирина. Через несколько минут в комнате появился хозяин в коричневом махровом длиннющем халате, несколько смахивающий на медведя, держа в руках поднос с дымящимся кофейником, две крошечные чашки, блюдечко с тонко нарезанными ломтиками лимона, посыпанные сахаром, и две рюмки, наполненные коричневой жидкостью. Подождал, пока девушка допила пузырящуюся воду, и перевела дыхание, сказал: