Ночь, сон, смерть и звезды - [189]
Пауза.
Лорен завелась и учащенно дышала. Что ее больше завело, сама не знала. То ли Хьюго Мартинес, помыкающий матерью, то ли женщины, соглашающиеся на бинтование ног. Об этой процедуре она знала не много, но достаточно, чтобы ужасаться и презирать тех, кто позволял так с собой обращаться.
Она перехватила суровый взгляд врача. Обычно от одной мысли об операции на гениталиях женщины испытывают тошноту и головокружение, но зомби Фут держала себя в руках.
– Мама не похожа на себя. Папа ее бы не узнал. Он заставил бы ее покрасить волосы – зачем ему старая жена? Его бы стошнило от одного вида Хьюго, похожего на Че Гевару. Папа ненавидел коммунистов. Если бы мы были мафией, то знали бы, что делать. Вместо того, чтобы хныкать и заламывать руки. Мой брат Том должен был поговорить с Хьюго, прессануть его, предложить ему отступные, но у Тома, кажется, пропал интерес, он помешан на бесполезной судебной тяжбе.
Пауза.
Она уже говорила Фут про тяжбу с хэммондской полицией? Вроде нет. Время еще не пришло. И вообще, терапия должна быть сосредоточена на ней.
– После папиной смерти наша жизнь превратилась в кошмар. Семья разлетелась, как после Большого взрыва, нас унесло в разные стороны со скоростью света. А потом в нашей жизни появился этот Хьюго, который собирается жениться на нашей матери и отнять ее у нас. Куда его только не заносило… Китай, Индия, Африка… если с ней там случится что-нибудь ужасное, то он по закону штата Нью-Йорк унаследует половину ее состояния. Ну и пусть проваливает с ней вместе из нашего дома!
Пауза.
– Я же не ревную, доктор. Почему вы на меня так смотрите?
Во тьме замерцал чей-то облик. Сначала она подумала, что это Лэнгли, начальник школ, пришел сказать, что он передумал и она остается на своем месте. Но потом лицо проступило четче, и она поняла, что это Уайти.
Я хочу тебе помочь, Лоренка. Времени у меня теперь хоть отбавляй. Мне жаль, что я не видел, куда ты идешь, пока я был… ну, ты поняла… пока я был жив.
Ты не была злой девочкой. Мне так кажется. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Может, и я в этом виноват. Однажды твоя мама схватила меня за руки… тебе было лет одиннадцать… Джессалин, сдерживая слезы, сказала мне: «У меня нехорошие предчувствия по поводу нашей средней дочери, Уайти. Мне кажется, у нее что-то пошло не так».
Я считаю, дорогая, что твоему кровожадному сердцу пора сказать «стоп!».
Отец желал ее смерти.
Хотел, чтобы она с ним воссоединилась. Таким образом Лорен (которую он любил больше других) стала бы первой из детей Маккларенов.
В паутинной ночной логике это казалось самоочевидным. А вот средь бела дня, когда ее слепило солнце и она себя чувствовала влажным белым моллюском, дрожащим в своей раковине и потому приоткрывающим ее, чтобы впустить острый лучик света, все выглядело уже не так однозначно.
– Доктор Фут, я д-д-должна вам сказать… – (С каких пор она начала заикаться? Идиотизм.) – Я… я… я боюсь, как бы не…
Прошло совсем немного времени после столь раннего, в семь утра, звонка в офис, когда ее рожком для обуви (так!) втиснули между двумя другими клиентами (чьи лица, на входе и на выходе, Лорен предпочтет не замечать в надежде, что и они проявят такт и ее не заметят), а она уже, можно сказать, взмолилась о помощи, хотя (Лорен в этом уверена) никогда никого и ни о чем не молила.
У нее нет желания совершать самоубийство, пояснила она суровой врачихе. Правда! А лучше бы было.
– Это почему же? – спросила Фут.
Потому что отец ей выговаривает. Потому что он в ней разочарован. Потому что ее нынешняя жизнь, в отличие от прошлой, не вызывает у него одобрения.
– И вы считаете, что «отец» из ваших снов – это ваш настоящий отец? – вежливо поинтересовалась Фут, как будто перед ней сидела не слабоумная, а здравомыслящая женщина. В профессиональном отношении, между прочим, самый молодой директор школы в Северном Хэммонде.
– Да нет. То есть да… я так считаю.
Пальцы Лорен украдкой полезли под аккуратную вязаную шапочку, но суровый взгляд Фут остановил эти поползновения.
Не трогайте волосы. Не расчесывайте кожу. Глубоко дышите и сохраняйте спокойствие.
Фут сидела за столом со сложенными на животе-барабанчике руками, как Будда в мохеровой жилетке, белой льняной рубашке и вельветовых брюках. На шее висит не иначе какой-то юнгианский амулет в виде маленького рога на черном кожаном шнурке. Вытянутое суровое лицо напоминает лошадиную морду, но при этом (Лорен впервые про себя отметила) не лишено привлекательности. Стрижка такая же короткая (почему-то раньше не замечала), как год или два назад у самой Лорен, похожа на свежескошенное опаленное сено с белыми прожилками.
Фут предупредила, что она не привыкла разговаривать с клиентами в назидательном тоне. Вообще ни с кем. Проповедовать, читать мораль – не ее стиль. Но она постарается «решить» эту проблему следующим образом.
