Ночь Саммерсенда - [70]

– Серьезно, – говорит Тея, растягивая губы в улыбке. – Вы делаете мне одолжение. Я должна по крайней мере сделать вид, что меня здесь не было со всеми, иначе мой отец заподозрит неладное.

Кловер наклоняется к ней. И, дразня ее, приподнимает бровь.

– Не волнуйся, Тея. Мы сохраним твой секрет.

Они смеются. Ариен закатывает глаза, глядя на них.

Больше никто этого не чувствует. Что там, за пределами тьмы, что-то есть.

Под моей кожей кипит яд. Черные завитки то бледнеют, то делаются ярче. Они сходятся в узел на моем запястье, обвивают лентой мой большой палец. Отмечают выемки. Рыщут, исследуют. Сворачиваются кольцом в пределах магии, удерживающей их – с трудом – в узде. Пытаются вырваться наружу.

Я делаю еще глоток горького чая. Поворачиваю свое лицо к огню. На моих висках, на затылке выступает лихорадочная испарина. Я наблюдаю за Теей, пока она точит свое лезвие. Готовая сделать зарубки по углам рамы.

В глубине пламени под углями шевелится тень. Она там и не там. Исчезает, как только я моргаю. Я провожу рукой по волосам. Отхожу от очага и сажусь, прислонившись к стене.

Ариен поднимает взгляд от своего блокнота, в котором он перелистывал страницы. Изучая наброски, которые он нарисовал в перерывах между вычислениями. Он хмуро смотрит на меня. Вопросительно приподнимает бровь. Я неубедительно качаю головой.

– Я в порядке.

Он смотрит на меня еще мгновение, все еще хмурясь. Затем, вздохнув, он возвращается к своей работе. Он откладывает блокнот в сторону. Роясь в своей сумке, он достает квадратик чистой пергаментной бумаги. Кладет его на каминную полку. В свете свечи Теи, наклонившись вперед, начинает рисовать. Весь напрягается, сосредоточившись.

Долгое время в комнате царит тишина, если не считать скрежета его пера по странице. Скрежета инструментов Теи, когда она начинает вырезать икону.

Мои веки наливаются свинцом. Я ставлю на стол свою чашку. Позволяю голове откинуться на стену. За пределами пространства света от огня тени удлиняются. Темнота в углах комнаты имеет вес. Как будто какая-то магия, к которой я прикоснулся в сердце Вейрского леса, прилипла ко мне. Последовала за мной. И теперь она выжидает, наблюдает.

Я вижу размытые очертания. Оленьи рога, сплетенные из вьющихся лоз. Бледные, развевающиеся перья. Мотылька с серебряными крыльями. И Лету, с обвивающейся вокруг ее рук магией. Ее кулаки сжаты, видны белые костяшки, когда она затягивает нити силы все туже и туже.

Я закрываю глаза, медленно моргая. Смотрю еще раз в угол. Призрачные образы исчезают. Теперь там только голый пол. Несколько занесенных с улицы смятых листьев. Паутина, натянутая между стенами.

У очага остальные все еще погружены в работу. Рама иконы наполовину вырезана, на странице Ариена появился эскиз. Я думаю о промежутке между сейчас и после. Как мы оказались в темноте, в этом коттедже, окруженном бесплодными полями. Как я должен продержаться еще одну ночь.

Я представляю себе поместье. Смотрю на него, как будто смотрю вдаль. Дом со стенами, обвитыми виноградными лозами. Сад, рассеченный почерневшим шрамом. Озеро за окном, вода, отражающая затянутую облаками луну. И я, склонившийся перед новоиспеченным алтарем.

Раздается шелест бумаги. Ариен встает на ноги. Смущенно протягивает мне пергамент.

– Как тебе?

Он взял за основу отрывочную историю, которую я поведал ему: Лета в лесу, с венком на волосах, с тьмой в руках. Он запечатлел это с совершенной точностью. Я замираю и едва могу говорить.

– Ариен… – Начинаю я, затем запинаюсь.

Дрожащий свет фонаря превращает штрихи наброска в фигуру, пойманную в движении. Изгиб скулы Леты, спутанный водопад ее волос. То, как яростно она противостояла тьме.

Ариен оттягивает свой рукав.

– Это еще не окончательный вариант. И может… – он делает паузу, прикусывает губу, затем нервно вздыхает. – Я даже не настоящий художник. Может быть, икона будет неправильной.

Я кладу руку ему на плечо. Пытаюсь не обращать внимания на то, как дрожат мои пальцы. Яд покрывает каждый из моих суставов тяжелой полосой сплошного черного цвета. Как кольца, сделанные из тени.

– Я и представить себе не мог чего-то более прекрасного, – говорю я Ариену. – Ты передал в эскизе все совершенно правильно.

Он забирает пергамент. Одаривает меня легкой благодарной улыбкой. Я молча сижу рядом с ним и наблюдаю, как он добавляет больше деталей к изображению. В углах комнаты тени снова начинают смещаться. Перед моим взором мелькают все больше странных размытых форм.

Но я не отрываю глаз от страницы, пока Ариен работает. Думаю только об алтаре. Моих коленях на земле. О том, как моя голова низко склонилась перед этой новой иконой. О Лете, тянущейся ко мне. О лесе, наполненном багровыми, укутанными туманом деревьями за ее спиной.

Снаружи начинает стихать дождь. Когда я смотрю в окно, небо теперь окрашено в бледно-серый цвет. Ранний рассвет окрашивает комнату в цвет пепла. Дыма.

Тея держит готовую раму. Она небольшая и квадратная. Вырезанная с простым линейным узором. Дерево без прикрас, не покрытое лаком. На любом другом алтаре она бы выглядела слишком простой. Незавершенной. Но здесь, в ее руках, она похожа на реликвию, которую мы нашли в лесу. Погребенную под листьями и упавшими ветвями.