Кэти завороженно наблюдала, как он поворачивает аппетитную сласть над искрами, вылетавшими из сухих дров в камине.
— Мне кажется, я никогда не пробовала «слюнки текут».
Дэн взглянул на нее с насмешливым удивлением.
— Видно, тебя обделили в детстве.
— Возможно.
Она взяла палочку, приготовленную им для нее, и воткнула в карамель. Голова у нее шла кругом. Обделили. Да знал бы он! Невероятная семья, невероятный дом. Пони, роскошные платья, слуги, балы, драгоценности. Мечта многих и многих. Наверное, с ее стороны стремление к любви было эгоизмом. Наверное, она должна быть благодарна за то, что ей даровано.
Она смотрела на человека, которого полюбила. Да, она благодарна. За несколько недель свободы, за этого мужчину, при виде которого у нее подгибаются колени, а сердце поет.
— Осторожно, Ангел.
Она вздрогнула и вытащила свою палочку из огня, который уже охватил ее карамель.
Она поспешно задула огонек на кончике палки, повернулась к Дэну и покачала головой.
— Я-то думала, прошли те дни, когда я сжигала еду.
Ее отчаяние вызвало у Дэна только смех.
— Не волнуйся, там, где «слюнки текут», подгорелые штучки весьма ценятся.
— Не может такого быть, просто ты стараешься быть милым.
Его бровь взметнулась.
— Я милым быть не умею. И тебе это известно.
— Это точно. — Улыбка тронула ее губы.
— Так попробуй, и сама убедишься.
Ладно, если он издевается над ней и заставляет взять в рот нечто, на вкус напоминающее уголь или содержимое пепельницы, ее месть не заставит себя долго ждать. Она-то придумает что-нибудь похлеще и не менее мучительное.
Дэн казался совершенно довольным.
— Не будь мокрой курицей.
Она вздернула подбородок.
— Я не мокрая курица.
— Рад это слышать. А теперь приступай.
Не переставая чувствовать на себе его взгляд, она взяла карамель в рот. Что-то сладкое, легкое, хрустящее… Она подняла глаза.
— Это чудо!
— Я же тебе говорил!
Он не сводил глаз с ее рта.
— В чем дело?
— Только в одном. — Он наклонился к ней и прошептал: — Ты попробовала… — его язык уже исследовал ее нижнюю губу, — карамель.
Словно горячая жидкость разлилась по ее животу, вызывая в ней голод, мучительный голод. Но он не прильнул к ее губам, не дал ей самого необходимого своими неспешными, вводящими в дрожь поцелуями.
Нет. Он только отпрянул, усмехнулся и прошептал:
— Ты права. Это чудо.
— Дразнишь, — проворчала она.
— Ангел, прежде всего — самое главное. Я обещал научить тебя готовить «слюнки текут».
— То есть горячая карамель — это еще не все?
— Требуется гораздо больше.
Легкая улыбка тронула его губы.
Подавляя в себе приливы желания, Ангел наблюдала, как Дэн сооружает «слюнки текут». Первым делом он тоже попробовал карамель.
— Берем пшеничную лепешку, кладем на нее шоколад, а уже потом — карамель.
— И горячая карамель растапливает шоколад?
— Ты необыкновенно сообразительна.
Пожалуй, Дэн был искренне удивлен, и Кэти рассмеялась.
— А ты в детстве часто ел такие штуки? — спросила она, когда он протянул ей готовое изделие.
— Только тогда, когда у нас оказывалась пара шоколадных плиток и зажигалка.
Какое же разное у них было детство! И тем не менее оба жили словно в невидимой тюрьме. Он-то станет к ней относиться иначе, если узнает, в каких условиях она росла. Когда узнает, мысленно поправилась она.
— Вы разогревали карамель зажигалкой?
Дэн кивнул.
— Но это же очень опасно.
— А как, по-твоему, я дошел до жизни такой?
— Когда не обращал внимания на опасность?
— Ну да.
— Наверное, плохо за тобой присматривали.
— Вообще никак. А чего еще ждать от детского приюта?
— В этой стране система призрения сирот далеко продвинулась за последние годы. Я выяснила…
Она прикусила язык, и веки у нее задрожали. Проницательный взгляд Дэна впился в нее, и было видно, что серьезные вопросы готовы сорваться с его губ.
Она поспешила опередить его с ответом:
— Должно быть, я работала с детьми.
Не совсем правда — но и не ложь. В разных странах она старалась быть другом детей, была представителем интересов детских учреждений и их спонсором.
— Тогда понятно.
— Ну да.
— Думаю, завтра мы узнаем наверняка.
Она вымученно улыбнулась.
— Я не в силах ждать.
— Правда?
— Правда.
В его глазах мелькнуло что-то, похожее на удовольствие. Он взглянул на ее пшеничную лепешку с карамелью и шоколадом.
— Ты собираешься есть?
Она с радостью вернулась к шутливым вопросам-ответам, которые помогли бы ей забыть, что этот вечер, вероятно, последний, когда они с Дэном по-настоящему вместе, когда он смотрит на нее как на обычную девушку.
— Вы, шериф, хотите отобрать у меня «слюнки текут»?
— И не только их.
— А-а, значит, мы хотим одного и того же.
Что-то есть в этом человеке, во всей ситуации, что побуждало ее к рискованным, безрассудным поступкам. Она почти не сомневалась, что в Лландароне, в атмосфере чопорного двора, ей не пришло бы в голову показаться на людях с губами и щеками, измазанными жидким шоколадом, который стекал вниз, на грудь.
Но сейчас она не в Лландароне.
Сейчас она здесь, она сидит у гудящего камина, прислушивается к стуку дождя по крыше — и к своим мыслям, за которыми должны последовать действия.
— Ангел, ты что делаешь?
— Ты согласился, что мы хотим одного и того же.
