Посмотрела на часы. Рассвет уже. Волшебная сила в этот час затухает, а поднимается обычная, человеческая. Если постараться, можно провести сеанс за счёт неё. Результат, как правило, бывает удовлетворительным.
Перенесла чугун на стол и снова откинула крышку. Пока пар расходился в разные стороны, бросила на все четыре стороны света щепотки соли, обратилась к духам помочь ей и склонилась над дымящей ещё поверхностью отвара.
Первое, что она увидела там, была Оксана, едва перебирающая ногами. Девушка уже подходила к своему дому, и на плечах её висели валенки с калошами.
— Ай, да молодец! — воскликнула Степанида Ивановна и уважительно покачала головой. — Хороша сноха будет!
Успокоило её зрелище. Значит, выгорело дело, которое она планировала. Пусть с заминками, но завершилось благополучно.
Перенеся фокус внимания на Ларису, Степанида Ивановна едва не подпрыгнула на стуле от неожиданности.
Картина, которую показал ей чугун, действительно не вписывалась ни в какие ворота. Девушка находилась в комнате, которую освещала пара керосиновых ламп. Все окна были занавешены, а возле стены, на диване, лежала та, за кого Александр Иванович, сельский староста, мог отдать половину своего богатства. Она была почти голой, чуть прикрытая полупрозрачной накидкой, с протянутыми вдоль тела руками, а возле неё мелким бесом суетился с большой бутылкой отец Савелий. В посуде булькала не иначе настойка трав на самогоне, и он размазывал жидкость по всему телу девушки. Та закрыла глаза и закусывала губу, иногда вздрагивая или откидывая голову назад. Грудь её высоко поднялась и выглядела весьма соблазнительно, а живот вибрировал в такт движениям лекаря.
Кровь бросилась в лицо Степаниде Ивановне.
— Да что это такое, в самом деле! — возмущённо воскликнула она, во все глаза всматриваясь в поверхность отвара. — Совсем стыд потерял, старый пердун! К молодым тянется, смотрите на него! Не хватает ему зрелых да умелых! Дитятко малое, всё баловаться бы с новыми игрушками… Чем бы ни тешился, только бы… Ух! Да как же его Бог-то не накажет?
Она продолжила бы свой монолог и дальше, если бы Савелий не принялся осторожно переворачивать девушку на живот, ненароком совсем скинув с неё куцее покрывало. На спине Ларисы ещё виднелись красные пятна: это отходило от мороза тело.
— Какой извращенец! — Степанида Ивановна забыла даже сделать выдох и едва не задохнулась. — Что же ты смотришь-то на неё своими глазищами бесовскими? Видишь — томится девка, себя уже не помнит. Заиграла в ней кровь, душа рвётся наружу… Ну, сделай же хоть что-нибудь, колымага ты плешивая!
И Савелий сделал. Смяла Лариса руками свою подушку и вцепилась в неё зубами, чтобы не закричать…
— Ох! — Будто отлегло у Степаниды Ивановны на сердце. Засветились алым её щёки, она даже обмахиваться платочком начала. — Молодец, старый чёрт! Я в тебе нисколько не сомневалась.
Она, больше уже не глядя в чугун, задумалась на минуту. После увиденного подала голос её ревность, даже предложила немедленно вскочить и бежать к дому Савелия на защиту поруганной невинности… Но сдержалась Степанида Ивановна, объяснив себе это так: кто знает, что такое женское счастье? Может, обабиться в двадцать лет и выйти замуж за состоявшегося и крепкого мужика? Или найти подходящую невесту для своего сына, а потом растить внуков да подтирать им сопли? У каждого оно своё. Если даст Бог, отыщет и она себе подходящего старичка. На крайний случай звал её Леший погостить…Понятно, может он так дело обставить, что затянется это на десяток-другой лет. Зато мужик он — всем бабам на зависть. Не смотри, что седой да борода до пояса. Внутри — огонь. Любить такого непросто, но кто хочет простого и много, никогда не получит и малости.
Вздохнула Степанида Ивановна, подтёрла глаза, набухшие слезами, и задумалась. Всё-таки сложная она штука — бабье счастье. И достойного себя отбирает тщательно. Потому мужики и сделались импотентами, потому и рождаются в семьях по одному ребёнку — в ущерб численности рода человеческого, что женщины пытаются отхватить кусочек счастья сами, не дожидаясь подарка судьбы.
Когда-нибудь это изменится. Никакие отклонения от нормы не живут долго. Они развиваются, а потом умирают вместе с теми, кто привносит их в общество. Или умирает само общество. И всё равно на его руинах появляются ростки грядущего, насыщенные новой энергией и диалектическим взглядом на жизнь. Это как глоток свежего воздуха после ночёвки в грязном и сыром подвале.
Новое, похоже, создавалось прямо на глазах Степаниды Ивановны. И та принимала в этом процессе непосредственное участие.
