— Вы думаете, что уничтожили меня?! Нет! Минует три века, и в нашем роду появится на свет девочка, которая затмит меня своей силой!
Мелия неоднократно слышала эту историю, но ей никогда и в голову не приходило, что можно относиться к ней серьезно, а вот оказалось, что все даже серьезнее, чем ей хотелось бы.
Конан машинально поглаживал талисман, мирно покоившийся в замшевом мешочке за бархатом пояса, и думал. Из рассказанного он уже слышал кое-что и прежде, правда совсем немного, стигиец же вовсе ни о чем не упомянул, но теперь он понимал почему, и понятной стала цена.
Правда, только сейчас от Зиты он услышал, что талисман лежал все эти годы не просто так. По крошечной, незаметной ни для чего живого частице, копил он силы.
И сила шла к нему от всего живущего на земле — будь то обезумевший от ярости раненый слон, проламывающийся сквозь непроходимые джунгли, или тоненькая травинка, затаившийся перед стремительным прыжком тигр или его жертва — маленькая робкая лань. Все одинаково отдавали свои силы, а талисман их собирал. Собирал и берег. Собирал по крошке, по капле, по крупице, но за пролетевшие столетия обрел огромную мощь.
Вполне понятно, почему стигиец ничего не сказал ему о предназначении талисмана. Правда, Конану то он все равно был ни к чему. Колдовским чарам он предпочитал холодную сталь и верную руку — эти двое никогда не подведут. Не то что колдовство, в чем могла убедиться пра-пра-пра… — тьфу ты! — бабка Зиты.
Киммериец дослушал рассказ до конца и с удивлением подумал, что та единственная мелочь, о которой все-таки поведал ему стигиец, отсутствовала в рассказе молодой колдуньи, хотя ее рассказ был много подробнее, а пропущенная деталь, мягко говоря, немаловажной.
Он как сейчас слышал голос стигийца.
— Только мужчина может взять его с алтаря, но и дня не проживет взявший его голыми руками!
Сперва он удивлялся такой странной заботливости заказчика, но потом подумал, что фраза «и дня не проживет» вполне может иметь буквальный смысл, и в таком случае, не упомянув об этой мелочи, стигиец рисковал остаться без талисмана.
Зита же первую часть этой фразы произнесла, а вот что касается второй… Впрочем, вполне возможно, что она уже говорила об этом своему спутнику и не сочла нужным повторяться. И уж в любом случае — это не его дело.
Мелия почти спала. Голос Зиты постепенно слился в однообразное бормотание, и она уже не различала отдельных слов.
Она слишком устала, и все чаще глаза ее закрывались сами собой. Мелия видела полную луну за окном, окруженную серебристым ореолом. Закрывала глаза, и некоторое время образ ночного светила продолжал висеть перед глазами. Потом он тускнел и пропадал. Тогда она открывала глаза, и все повторялось сначала.
Это было приятно — дурманящая явь, густо замешанная на полусне, и спокойный, монотонный голос сестры.
Мысли ее становились все более ленивыми и вялыми, она чувствовала, что засыпает, когда что-то нарушило устоявшийся ритм. Сперва она не обратила на это внимания, но состояние безмятежной отрешенности ушло, а успокоение не приходило.
— Иди ко мне…
Сперва она удивилась: что значат эти слова, куда зовет ее голос, и кому он принадлежит? Но тут же мысли ее оборвались.
— Иди ко мне…
Мелия не понимала, что происходит. Рядом что-то монотонно бубнила сестра, но она уже не понимала, о чем та говорит. Слова Зиты слились в сплошной, ничего не значащий звуковой фон, одуряюще-однообразный, и в какой-то момент она почувствовала, что не может оторвать взгляда от картины за окном, хотя, что ее там привлекает, тоже понять не могла.
— Иди ко мне…
Мир за окном померк. Звезд уже не было видно. Только самые яркие из них прорывались сквозь тьму, нависшую над миром, да серебряный диск луны по-прежнему висел за окном.
«Тьма. Ночью и должно быть темно. Скоро будет темно и днем…» Мысль родилась сама собой, без ее участия, заставив содрогнуться, вызвав резкий протест!
Но лишь на миг…
— Иди ко мне…
Тьма обрела зримые очертания, решила показаться ей, но Мелия не могла понять, кто это или что. И все-таки главное, если это было главным, было достигнуто: теперь она знала, что кто-то стоит за окном и зовет ее.
Она вгляделась пристальнее, и хотя образ зримо присутствующего Незримого собеседника ускользал от ее взгляда, зато его почувствовало ее бедное, измученное тело: сердце сжалось от смертельного холода, остановился беспорядочный хоровод мыслей, и тогда она увидела его и глазами, но то, что увидела, повергло ее в ужас.
Она хотела закричать, или это только показалось ей?
— Иди ко мне…
Руки девушки сжали подлокотники кресла так, что пальцы побелели. Ее душа плакала от невыносимой боли и страха, и слезы текли по щекам. Она хотела отвести взгляд, но не могла. Она понимала, что нельзя делать то, что приказывает Незримый, но вместо этого встала, медленно, словно деревянная кукла, и пошла к окну, повинуясь немому призыву:
— Иди ко мне…
Зита только что закончила рассказ и теперь внимательней присмотрелась к сестре — что-то не нравилось ей в облике Мелии. Та не отвечала на вопросы и никак не реагировала на ее рассказ. Она все чаще сонно моргала, и Зита подумала, что она засыпает, но теперь, вглядевшись внимательнее, поняла, что это не так.
