Ночь Патриарха - [28]

Свирепый порыв ветра отозвался противным воем в дымовой трубе, загремел по крыше плохо закреплённым куском железа. Нужно завтра сказать коменданту, чтобы починили кровлю. Эта тягостная ночь, видно, никогда не кончится… Но, может быть, так даже лучше, что он не хочет спать. Последнее время Патриарх стал бояться своих снов.

Часто ему снились его старые любимые друзья: Алёша Сванидзе, Камо, Авель Енукидзе, Серго Орджоникидзе, Мироныч. Во сне всё было хорошо, как и раньше. Все были живы, сидели на просторной террасе в Зубалово за накрытым столом, распивали вино, разговаривали, смеялись, пели многоголосые грузинские песни, в том числе особо любимую Патриархом «Сулико». И даже Мироныч, оказалось, умел вторить в терцию. Они все его по-прежнему любили и ни в чём не упрекали.

Патриарх просыпался с чувством вины, с болью в сердце. Преданные им друзья и полученное взамен дикое, беспросветное одиночество — это была та цена, которую он заплатил за власть! И теперь он имеет эту власть — огромную, безграничную… Ну, и что? Стал ли он счастливей от этого? До конца своих дней ему так и придётся проводить любимые застолья с «говнюками-соратниками», этими презренными ничтожными подонками, от которых в любой момент можно ожидать предательского удара в спину? Вождь трезво понимал, что они с ним до тех пор, пока он в силе. А как только хотя бы чуть-чуть пошатнётся его власть, они тотчас переметнутся к противнику. И с этими сволочами он обречён проводить вечера, а потом один коротать бесконечные ночи, слушая завывание ветра, тоскливо ожидая рассвета? И это всё, что он получил в конце жизни после всех своих титанических усилий? Он уже в который раз задумывается, стоила ли полученная беспредельная власть такой высокой платы — одиночества, потери его любимых друзей… Но тяга к абсолютной власти — это была какая-то демоническая страсть сильнее его сознания. Ему обычно постоянно казалось, что власти недостаточно, что нужно ещё что-то сделать для подтверждения своей всесильности.

Другой, часто повторяющийся сон, кажется ему страшным, пророческим. Ему грезится, что он находится в горах и слышит какой-то нарастающий гул: оказывается, это сорвавшаяся с вершины огромная снежная лавина, которая со все увеличивающейся скоростью, увлекая за собой камни, деревья, дома, людей, катится прямо на него. В юности ему приходилось наблюдать такую лавину в Верхней Сванетии, когда после проведенной в очередной раз «экспроприационной акции» они с подельниками отсиживались в высокогорном селе Ушгули.

Он испытывает дикий ужас. Из лавины, сопровождаемой огромным облаком снежной пыли, слышится непонятный рёв. Патриарх прислушивается, и ему кажется, что это человеческие крики. Он приглядывается и видит, что действительно, в снежном месиве барахтается огромное количество людей. Он уже различает руки, ноги, головы с открытыми, вопящими ртами. И тут Патриарх догадывается, что эти люди — его жертвы, это они кричат в предсмертном ужасе. Он различает отдельные лица, видит много людей в военной форме — это русские солдаты-мальчишки, которых он голодных, плохо одетых, слабо вооруженных посылал волна за волной в лобовые атаки на штурм укрепленных позиций противника, поставив у них за спиной работников СМЕРШ’а с пулемётами.

Потом в снегу замелькали люди в непонятной военной форме, и Патриарх понимает, что это переданные ему немцами пленные польские офицеры — цвет нации, её генофонд, более 20 тысяч которых он приказал расстрелять в 1940 году в Катынском лесу и других глухих местах. А за ними мелькают какие-то серые измождённые и согбенные люди в телогрейках с кирками и лопатами в руках — это заключённые исправительно-трудовых лагерей, на костях которых в запредельно тяжёлых условиях он строил «светлое социалистическое будущее всего человечества».

А лавина ширится, катится все быстрее и уже грозит настичь его самого. Патриарх пытается убежать от приближающего вала, но отяжелевшие, ватные ноги не слушаются, лавина вот-вот его настигнет. Он падает, и снежная масса его накрывает. Стараясь выбраться, Патриарх беспомощно, с отчаянием барахтается в снегу. Но у него иссякают силы, и вот уже в глазах потемнело и нечем дышать.

Вождь просыпается в поту, с сердцебиением, которое никак не может унять. После таких снов у него, как правило, подскакивает давление, портится настроение. Он понимает, что стоит на краю бездны — вечности, и пора подводить итоги. А к чему он пришел? К мрачному, беспросветному одиночеству? Ни друзей рядом, ни родных — всех он уничтожил или разогнал ради достижения и удержания власти. А самое грустное, что ощущение всевластия, которого он добивался, уже не так тешит его самолюбие. Он по натуре был боец, и больше, чем победа, его увлекал сам процесс борьбы. А на новую борьбу у него уже не было ни физических, ни душевных сил…

В эти нескончаемые бессонные ночи Патриарх в который раз перебирал в памяти свои удачи и поражения.

Когда после смерти Ленина, убирая разными способами своих соперников, приобретая постепенно всё больший вес, он добился своей цели и стал, наконец, во главе огромнейшей страны, к сожалению, эта, когда-то богатейшая держава была разграблена и разорена. Нужно было как-то поднимать её из руин. Ожидание светлого будущего, из-за которого была затеяна революция и пролито столько крови, слишком затянулось.