Ночь кровавой луны - [37]

* * *

Слава богу, мой добрый дядя Боря оказался на месте!

Пока я ехала до Пятницкой, на которой была расположена больница, то проигрывала в уме массу вариаций – мне абсолютно не хотелось повторять вслух обвинения, высказанные по адресу Бермана, но иначе я понятия не имела, как мне заговорить с ним о Маше Тумановской.

Этого человека я знала с детства – можно сказать, что он меня носил на руках. Кстати, никогда не проявляя при этом тех наклонностей, в которых позднее его обвиняли.

Может быть, я была не очень симпатичным ребенком? Или вызывала у взрослых только чувство гадливости и омерзения?

Нет. Судя по свидетельствам очевидцев, которой является моя мама, а она, уж поверьте, человек не просто беспристрастный, а и вовсе куда более склонна отрицать даже мои достоинства. Так вот, когда она вспоминает, как меня принесли кормить первый раз, словно огонек зажегся, вот такая я была хорошенькая!

Это не приступ хвастовства, поверьте – я весьма иронично отношусь к своей внешности, просто я была хорошенькой в детстве – этакая пампушка с рыжими длинными кудряшками. Но Борис Евгеньевич не проявлял ко мне никакого специфического интереса, несмотря на то, что в момент нашего первого знакомства был куда бодрее и моложе, чем теперь.

Что же такое произошло?

Не было ли это нападение на бедного старикана личной местью кого-то из девушек?

Я поднялась на третий этаж, как сюда добирается бедняга Берман – трудно даже представить!

Из дверей его кабинета вышла молоденькая врачиха. Налетев на меня, она остановилась и, придав взгляду соответствующую ее стерильному халатику строгость, спросила:

– Вы к кому?

– К Берману, – ответила я. – По глубоко личному вопросу.

В принципе, можно было и не объясняться.

Она посторонилась, пропуская меня в кабинет.

Он был не один.

В кабинете, кроме него, находился мужчина лет тридцати. Он с легким интересом взглянул на меня, и я отметила про себя, что он красив. Просто чертовски. Правда, в отличие от Игоря, ему явно недоставало мужественности, но такой тип имеет бешеную популярность у домохозяек. Я таковой не являлась, поэтому в ответ на его игривый взгляд вздернула подбородок, показывая всем своим видом, что моя свобода – превыше всего, крепости не сдаются.

Дядя Боря удивленно вытаращился на меня своими совиными глазами и протянул:

– Сашенька, солнышко мое! Какими судьбами? Бог ты мой, деточка, как же я рад тебя видеть! Ты стала совсем большая. Как мама?

– Мама прекрасно, – сказала я. – Вас часто вспоминает. Вы-то как поживаете?

– Весь в работе. Кстати, познакомься – это Валерий Андреевич. Мой коллега и очень хороший кардиолог. Кстати, – он понизил голос, его глаза стали обеспокоенными. – Ты пришла не потому, что у тебя нелады со здоровьем, девочка?

– Нет, – покачала я головой. – Я по другому делу.

– Слава богу, – облегченно выдохнул он. – Присаживайся.

Валерий Андреевич сидел на месте, явно не собираясь уходить.

Я оглянулась на него.

Он растянул губы в легкой, насмешливой улыбке. Его глаза были печальными и холодными.

Кажется, он пытался при этом меня обольстить, но как-то странно. Как бы подавляя меня.

Вернее, испытывая на прочность.

– Вообще-то разговор у меня личный. И секретный. Может быть, пойдем выпьем по чашечке кофе? Я угощаю…

– Ну уж нет! – возмутился, поднимаясь, дядя Боря. – Если мы отправляемся в кафе, милая барышня, угощать вас все-таки буду я. И не надо ваших феминистических жестов – с недавнего времени я их что-то недолюбливаю!

* * *

Он был так счастлив, покупая мне мороженое, что я чувствовала себя ужасно гадко. Старик был очень рад меня видеть. Он действительно соскучился, и я была для него к тому же весточкой из прошлого, живым свидетельством его молодости, дочерью его лучшего друга…

И вот именно мне надо было напомнить ему о тех самых неприятностях, которые причинили ему «феминистки».

– Какое будешь вино? – подмигнул он мне. – Ну, не надо так краснеть, малышка, ты ведь уже совершеннолетняя! Или я ошибаюсь?

– Нет, просто я на работе, – вздохнула я. – И к тому же стараюсь вообще не пить вино. Это мой принцип.

– Понял, – многозначительно улыбнулся он. – Значит, новое поколение выбирает пепси, и никаких гвоздей?

– Не пепси. Минералку, – засмеялась я.

– Ты так следишь за своим здоровьем? – испуганно спросил он.

– Вовсе нет, – разочаровала я его. – Просто я постоянно порчу свой организм кофе и сигаретами, значит, надо запретить себе то, что не очень нравится!

– Ладно, берем минералку, – подмигнул он мне. – Поскольку я тоже врежу здоровью сигаретами и кофе. А где ты, кстати, работаешь? Переводишь своего французского бродяжку?

– О нет, – покачала я головой. – На французском бродяжке много не заработаешь… Приходится жить в условиях дефолта, поэтому я изображаю из себя детектива…

Он вытаращился на меня в таком изумлении, что я даже испугалась за него. А ну как он от удивления упадет в обморок?

– Де-тек-тивом? Ты пишешь их?

– Нет, – ответила я. – Я работаю детективом. Сыщицей.

– О боже, – пробормотал он. – Вот уж не ожидал… Что ж, пути господни неисповедимы… Значит, ты ко мне пришла по делу. И это связано с твоей новой работой?

– Да, – призналась я.