Ночь, которой не было - [45]

Неспешно пройдя через вестибюль, он припомнил, какое искушение испытал тогда, как ему пришлось буквально бороться с собой, чтобы не потерять голову, не уступить желанию, которое она возбуждала в нем. Ведь он отказался от нее тогда в первую очередь ради нее самой. В конце концов, она была совсем еще ребенком, несмотря на кошмарную боевую раскраску и массу торчащих во все стороны кудряшек.

Мэтт остановился, прищурившись, словно рассматривал то, что случилось восемь лет тому назад. Разумеется, она его узнала, судя по ее реакции на насмешки Джонатана… Он задумчиво посмотрел по сторонам и нахмурился еще больше, вспоминая, как в то утро собирался прочитать ей настоящую нотацию, словно она была одной из его младших сестренок, собирался предостеречь ее, указав на опасность подобного поведения… Однако он должен был лететь в Штаты, и, кроме того, возникло неожиданное затруднение: само ее присутствие вызывало в нем неистовое, неодолимое желание.

Он круто повернулся и подошел к стойке. Дежурная нерешительно взглянула на него, когда он повторил свою просьбу, но, поколебавшись несколько мгновений, протянула ему то, что он просил.

Наверху, в своем номере, Николь лихорадочно кидала вещи в чемодан, не представляя, что будет делать, как доберется домой. Она ощущала лишь необходимость бежать, уехать, как можно скорее, оказаться там, где не будет свидетелей позорного разоблачения.

Она не посмела посмотреть Мэтту в глаза, когда Джонатан заговорил с ними, почувствовав такую слабость, что у нее не осталось сил ни на что, кроме поспешного бегства.

Теперь, укладывая вещи, она все еще дрожала, словно насмерть перепуганный зверек. Ну почему, почему ей не пришло в голову, что и Джонатан может быть на этой проклятой конференции?! Почему она не подумала о том, что он непременно узнает ее, узнает их обоих?!

Если бы эта мысль пришла ей в голову немного раньше, наверное, тогда бы она…

Что? Отказалась бы поехать на конференцию? Она снова содрогнулась. Лучше бы Мэтт тысячу раз узнал и вспомнил ее, какую бы боль это ей ни принесло, чем такая пытка, такое неслыханное унижение.

Однако не только стыд и позор публичного разоблачения причиняли сейчас ей такие муки.

Все дело в том, что думает о ней Мэтт… Ведь теперь он знает, кто она такая, теперь он, несомненно, вспомнил ее… Она тихо застонала, но даже не услышала свой голос, больше всего походивший на стон раненого зверька, попавшего в западню, из которой нет, и не может быть выхода.

Ну что же, теперь все кончено. Едва ли она может и дальше работать у Мэтта. Даже если он постарается забыть о том, какой идиоткой она себя выставила, сломя голову убежав из банкетного зала, вполне достаточно и того, что ему теперь известно все, о ее прошлом…

Николь представления не имела, что скажет родителям. Губы ее искривила усмешка. Может быть, расскажет правду. Теперь у нее не осталось больше сил продолжать выдумывать спасительную ложь. Кроме того, она устала жить в постоянной лжи… устала от необходимости притворяться, от выматывающего ее каждый день страха, что Мэтт вот-вот посмотрит на нее и узнает.

Николь не слышала, как запасной ключ повернулся в замке, и, лишь когда неожиданно повернула голову, увидела его: он стоял у двери, в мрачном молчании наблюдая за ней.

Она застыла, чувствуя, что не может удержать жаркую волну стыда, краской залившего ее лицо.

— Я вижу, ты уже почти все упаковала. Это хорошо, — услышала она его ровный голос.

Николь так же резко побелела, не в силах подавить, охватившие ее отчаяние и боль.

Разумеется, она прекрасно знала, что нечто в этом роде непременно произойдет… знала, что он не захочет поддерживать с ней никаких отношений — ни профессиональных, ни личных… Но все же сейчас, когда он сам сказал это, когда она увидела ледяной холод в его глазах, услышала, каким чужим стал его голос, она почувствовала, что сердце ее буквально разрывается от боли.

Она никак не ожидала, что он так поступит… Он тоже ушел с банкета, чтобы проследить, как она уедет. Убедиться, что она уезжает, тоскливо подумала Николь.

Когда он открывал дверь запасным ключом, она запихивала в чемодан последние мелочи, и вот теперь стояла посреди комнаты, дрожа всем телом, а он прикрыл плотнее дверь и приблизился к ней.

— Ты ничего не забыла? — лаконично поинтересовался он.

Она тупо кивнула в ответ, изо всех сил прикусив нижнюю губу и надеясь, что резкая боль не даст ей расплакаться.

Когда Николь попыталась запереть чемодан, то обнаружила, что силы изменяют ей. Руки не слушались, она не могла справиться даже с таким простым делом.

Мэтт легонько отстранил ее, и она шарахнулась в сторону, ощущая, как к горлу подступает тошнота, и испытывая неимоверное отвращение к самой себе. Казалось, ей снится кошмарный сон — до того ужасно было все происходящее.

Мэтт закрыл чемодан, легко защелкнув замки. Затем, подняв чемодан с кровати, повернулся к Николь, а она лишь безмолвно следила за его действиями, по-прежнему не в силах посмотреть ему в глаза.

Она видела его руку, мускулистую и чуть шершавую, с коротко обрезанными ногтями, руку привыкшего к работе человека… руку мужчины… видела округлые кончики его сильных пальцев. Что-то словно оборвалось в ней, и она снова содрогнулась. Когда-то эта самая рука… эти руки прикасались к ней, ласкали ее, узнали ее тело так, как ни один мужчина не знал ее, да и не будет знать никогда. Все это было и никогда больше не повторится, а она не сохранила абсолютно никаких воспоминаний об их близости.