Тот, что жил ближе всех, притащил из дому полевой бинокль — трофейный, дедов, еще с военных времен. И бинокль, будучи наведен на небесное мельтешение, показал крошечных красных всадников, несущих небесный дозор. Как положено, в шинелях и шлемах.
Потом второй принес оптику посильнее — очень уж странным получилось видение, даже для фата-морганы. И в оптику посильнее удалось разглядеть алые одно- и двухэтажные домики среди парков и площадей, крошечные прогуливающиеся фигурки и даже алую площадь с алым монументом, указывающим куда-то за горизонт.
А в самом конце, призвав на помощь телескоп из школьного кабинета астрономии (третий как раз работал учителем), они разглядели своего пропавшего друга.
Тот, с ног до головы огненный от лучей восходящего солнца, ехал на велосипеде посреди своего небесного чуда, вверх ногами (видно, благодаря телескопу) и с пухлой пачкой свежих газет, торчавших из разношенной почтовой сумки. Ехал, таинственно блестел стеклами очков и улыбался.
* * *
Вот так и выходит. Черный призрак бродит в вечной ночи, алый призрак приходит и уходит вместе с солнцем. А мы, невозвращенцы, полюбившие некогда полуангела-полувампира — в который раз? — мы здесь, и не даром. Hо иногда чего-то так не хватает…
Днем мы обо всем забываем, делаем вид, что занимаемся обычными делами. Нам нет нужды смотреть ни на закат, ни на рассвет, ни караулить каждую ночь на набережной, мы и так в курсе всего, что там происходит. Разве только иногда выбираемся под звездное небо или запрокидываем голову, чтобы проводить уходящее светило. Впрочем, нет, на закате обычно не смотрим. Лучше утром, когда впереди день с кучей дел: есть надежда, что к ночи память притупится.
Ночью, когда все, привязывающее тебя к земле, засыпает, и ты остаешься с собой один на один…
Мы привыкли делать вид, что привыкли, иногда нам удается убедить даже себя…
Да и правда ведь — раз мы все еще тут, держим мир, как атланты, и никто из бродивших ночью с монеткой в руке так с ней и не расстался… Ведь правда?
Только в недоброй памяти булгаковский сумеречный час налетает иногда тоска — поди ее, зеленую, пойми. И если в этот момент ты, бедняга, не спишь, приходится лежать, или сидеть, или что у тебя там получится, и терпеливо молчать.
А в остальном ничего…
