Ночь герцогини - [5]

И разве Бенджамин когда-нибудь целовал ее так? Пресноватые поцелуи мужа всегда имели привкус привычки. Он небрежно целовал жену – и тут же забывал о ней. Именно так она целовала своего спаниеля.

– Ты меня просто спасла! – услышала она голос Исидоры, доносившийся из-за двери крошечной гостиной, где сидели они с Джеммой. – Просто не знаю, что бы я делала без тебя! Леди Бисби с удовольствием съела бы меня живьем!

– Ах, это ты, дорогая? Иди, посиди с нами. Я совсем без сил! – пробормотала Джемма, увидев Гарриет. Они с Исидорой уютно устроились в креслах перед камином.

Гарриет уже направилась, было к ним – и вдруг остановилась как вкопанная. На козетке возле камина раскинулся единственный из ее знакомых, которого ей сейчас хотелось видеть меньше всего, – герцог Вилльерс. Он еще не успел оправиться от трепавшей его жестокой лихорадки, вызванной полученной на дуэли раной, лицо герцога до сих пор казалось бледным и осунувшимся. Герцог был разодет в итальянские шелка, край темно-лилового кружева был расшит узором в виде крошечных черных тюльпанов. От всего его облика веяло изысканностью – костюм выглядел экстравагантным, но оттого не менее эффектным.

– Простите, ваша светлость, – торопливо извинилась Гарриет. – Я не знала, что вы уже встали с постели.

– Я пригрозил, что спущусь вниз и станцую сарабанду, – с хорошо знакомой ей певучей интонацией ответил герцог. – В итоге этот дракон, мой камердинер, смилостивился, позволил мне спуститься вниз и хотя бы одним глазком глянуть на бал – коль скоро я не в состоянии принять участие в веселье.

Гарриет опустилась на стул и застыла в неловкой позе – словно аршин проглотила, – дав себе слово, что через пять минут уйдет. Сошлется на головную боль, на то, что возле камина слишком жарко, или скажет, что договорилась с кем-то встретиться в бальном зале... в общем, придумает что-нибудь – что угодно, лишь бы быть подальше от Вилльерса.

– Очень хорошо, что ты здесь, Гарриет, – томным голосом заявила Исидора. – Так вот, предупреждаю, что твердо решила устроить скандал.

– Бедная леди Бисби, – усмехнулась Гарриет. Исидора расхохоталась:

– Бисби тут ни при чем. Так... скучно стало, решила немного развлечься. Нет-нет, я имею в виду настоящий скандал. Такой, который мог бы заставить моего мужа, наконец, вернуться назад, в Англию.

Гарриет внезапно бросилось в глаза, какой у Исидоры упрямый подбородок.

– Терпеть не могу приводить в качестве примера избитую и всем давно надоевшую историю моей жизни, – вмешалась Джемма, – но мой супруг почему-то никогда не считал устраиваемые мною скандалы достаточным поводом, чтобы сменить Францию на Англию. А где сейчас твой муж, Исидора? Где-то на Дальнем Востоке, я полагаю?

– Честное слово, жаль беднягу Косуэя, – рассмеялся Вилльерс. – Джемма, у тебя тут есть шахматы?

Джемма покачала головой:

– Нет. К тому же, если помнишь, твой доктор строго-настрого велел тебе воздерживаться от шахмат. Тебе нужно постараться как можно скорее избавиться от лихорадки, а ты собираешься вновь напрягать свои бедные усталые мозги.

– Что такое жизнь без шахмат? Жалкое, унылое прозябание, не больше, – прорычал Вилльерс. – Лично я такой жизнью не дорожу.

– Бенджамин наверняка согласился бы с вами, – ляпнула Гарриет, даже не успев подумать, что говорит. И ужаснулась. Ее муж покончил с собой, после того как проиграл партию в шахматы.

И не кому-то, а как раз Вилльерсу.

В комнате воцарилась гробовая тишина, как будто все четверо разом перестали дышать.

Вилльерс, отвернувшись, уставился в камин и промолчал. Но Гарриет внезапно почувствовала острый укол вины – на нее вдруг нахлынули воспоминания двухлетней давности. Она вновь услышала его сбивчивые, неловкие объяснения, и ей стало стыдно. Вилльерс тогда был при смерти, горел в жару – и, тем не менее, собрав последние силы, добрался до особняка Джеммы, чтобы извиниться зато, что в ее доме выиграл ту проклятую партию, после которой Бенджамин и покончил с собой.

– Я... просто я хотела сказать, что если бы доктор в свое время запретил Бенджамину играть в шахматы... – пробормотала Гарриет.

– Причем целый месяц, – не утерпел Вилльерс.

– ...бедный Бенджамин был бы в ярости.

– Я бы уж точно взбесилась, – вздохнула Джемма.

– Этот тиран, мой хирург – кажется, шотландец, – оказался настолько бессердечен, что даже не позволил мне доиграть партию, – простонал Вилльерс. – Не двигаться – максимум одно движение в день... вы хоть представляете, что это такое? Честное слово, мне иногда кажется, что мои мозги не выдержат и вскипят!

– Вам действительно запрещено прикасаться к шахматам целый месяц? – спросила Гарриет.

– Ну-ну, все не так ужасно, – пробормотала Джемма. – Ты ведь можешь читать. Хотя, конечно, книги совсем не то, что шахматы.

– Месяц... – буркнул Вилльерс.

При этом у него был такой несчастный голос, что Гарриет не могла сдержать улыбку.

– Ну, в жизни бывают и другие интересы...

– Женщины, вино и песни, – произнесла вдруг Исидора. – Вот что обычно интересует мужчин.

– Я не пою.

– Предполагается, что некоторые красивые женщины – русалки, и они сами поют, пока мужчины смакуют вино, – усмехнулась Гарриет. Она попыталась представить себе Вилльерса, окруженного соблазнительной толпой сирен, – неожиданно картина ей понравилась. Будь она сиреной, непременно попыталась бы пустить на дно его корабль, мстительно решила она.