Ночь генерала - [7]

Шрифт
Интервал

– Ты что, оглох, или издеваешься надо мной? Не слышишь, что я спросил?

Дража повернулся в кровати так, чтобы не смотреть на Крцуна. От резкого движения заболела рана на животе, да и другие раны по всему телу. Он весь был в бинтах, отеках и синяках. Только вчера сняли швы, еще не срослись поломанные ребра, а раздробленные пальцы левой руки до сих пор были в гипсе.

– Не хочешь, значит, суда. Тогда попробуешь то, чего хочу я. Только на этот раз собаки отгрызут тебе нос, а крыса сожрет кишки. Слышишь, что я говорю?

Ему не удалось сдержать судорогу отвращения в горле. Его вырвало. «Этот маньяк хочет повторить весь тот ужас! – содрогнулся он. – Будь он мужчиной, вытащил бы револьвер и… если бы можно было его как-то на это спровоцировать… А суд? Заранее можно предположить, что это был бы за суд. Но все же есть шанс все рассказать, и, возможно, об этом узнает весь мир. Все-таки, видимо, союзники заставили их судить меня. Будут иностранные журналисты, дипломаты, наша печать тоже напишет…»

– Дража, я ведь и твою жену арестовал. А в тюрьме у меня полно усташей. Они все по очереди прокатятся верхом на твоей Елице, а потом я отправлю ее к тебе. Крысу ей, крысу тебе – вот и стройте из себя героев друг перед другом. Так что решай, что выбираешь – мангал и усташей или чтобы я ее сегодня же отпустил домой.

– Я еще даже двигаться не могу, – ответил он после долгого раздумья и медленно повернулся к Пенезичу и сопровождавшим его офицерам.

– Я не в состоянии предстать перед судом.

– Мы вас вылечим. Процесс начнется не так скоро.

«Откуда я этого знаю? Мы встречались… да, да, это было у Тито, когда я вел с ним переговоры… это было то ли в Браичах, то ли в Пранянах. Помощник судьи Минич из Прелины… Да и как-то раз позже… мои его взяли в плен, а я подарил ему жизнь в честь дня рождения короля. Кажется, это было в сорок третьем».

– Вылечим мы его, товарищ Минич, или не вылечим, зависит от него самого. Согласишься на суд, мы тебя вылечим. Не согласишься – под мангал, вместе с Елицей!

– Процесс, надеюсь, был бы открытым? – спросил он, глядя в лицо Миничу.

– Разумеется. Мы – демократическое государство, наш суд – народный. В случае вашего согласия я был бы прокурором.

– Защитника я в таком случае мог бы выбирать сам?

– Конечно. Хотя я уверен, что ни один адвокат добровольно не согласится вас защищать.

– Из опасения, что вы ему отомстите?

– Из соображений чести. Ваши преступления так страшны и бесспорно доказаны, что любое их отрицание само по себе означало бы преступление и позор!

– Позор и правовое преступление то, что вы сейчас говорите! Вы боитесь честного суда.

– Вам, обвиняемый, будет официально назначен адвокат. В качестве главного судьи на этом процессе могу гарантировать, что лучшего и честнейшего адвоката, чем военный прокурор Милош Минич, вы не найдете. В нашем, социалистическом, правосудии одной из главнейших обязанностей прокурора является защита интересов обвиняемого… Меня зовут полковник Джорджевич. Пока полковник, – добавил он, усмехаясь. – Если будет признан генеральский чин, который вы получили во время войны, меня произведут в генералы.

– Он может только задницу подтереть тем чином, который получил от короля-предателя! – вмешался Пенезич.

– Если вы, главный судья, говорите, что моим лучшим адвокатом будет военный прокурор, а прокурор заявляет, что любая попытка отрицать якобы совершенные мною преступления сама является преступлением, то весь ход процесса можно предугадать заранее. Вы будете судить меня так же, как судили маршала Тухачевского. Вы будете и судом, и публикой в зале суда, и журналистами.

– Процесс будут освещать и иностранные журналисты, – сказал полковник Джорджевич.

– Советские, болгарские и китайские. В этом я не сомневаюсь, – усмехнулся Дража.

– На процессе будут присутствовать также и американские, английские, французские и другие заинтересованные представители печати. Кроме того, весь ход процесса будет транслироваться по радио!

– Я не боюсь никакого суда, в том числе и вашего. Что касается прямой трансляции и западных журналистов – в это я не верю. Не верю ничему из того, что вы говорите!

– Жаль, что этот бандит согласился, – взорвался Крцун. – Теперь придется тебя лечить, цацкаться с тобой, а я бы твоей кровью лучше всякого вина напился! Может быть, все-таки ты хоть в чем-то нарушишь то, о чем мы сейчас договариваемся.

– Отпустите из тюрьмы мою жену! – ответил Дража. – Где я нахожусь и какой сегодня день? – он перевел взгляд на судью Джорджевича.

– Ты в самом центре Белграда, – охотно ответил Крцун. – В моей личной тюрьме. Наверху, на этажах, кабинеты моих сотрудников, здесь, в подвале, камеры.

– Сегодня суббота, – продолжил Джорджевич. – Завтра мы опубликуем официальное сообщение о проведении публичного процесса и обо всем остальном, о чем я тут только что говорил.

«Суббота. А во вторник Калабич привел ко мне своих гвардейцев. И кто-то навел на нас ОЗНу… Засада, а не измена! Они поджидали нас в лесу, прятались за деревьями, как назло, было облачно, без лунного света. Калабич и его парни погибли, некоторые, возможно, в плену. Про Николу я точно знаю, что он был ранен. Но кто мог сообщить в ОЗНу, что мы пойдем той дорогой и именно в ту ночь? Суббота. Это значит, что я в плену уже четыре дня. Или еще больше. Не осталось никакого представления о времени. Они сунули меня в мешок, во мрак, и с тех пор я не различаю ночи и дня. Нигде ни одного окна. Нигде ни души. Только они и врачи. Да и врачи ничем не отличаются от них. Ни одного слова мне не сказали. Спрашиваю: какое число, где я нахожусь, а они молчат. И ненавидят. Ненависть чувствуется в их взглядах, в молчании, в движениях».


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.