Ночь для двоих - [72]

Он уже и забыл, как хорошо она его знает.

— Было время, когда я считал тебя слишком честолюбивой для меня. Ты постоянно твердила, что я должен рисовать быстрее, выставляться, создать большой запас картин.

— Ах, вот ты о чем. Это было, когда я отчаянно ревновала тебя к леди Тремейн. Я хотела дать тебе понять, что она далека от искусства, в то время как я — настоящий эксперт.

Он действительно был слеп. Ему ни разу не пришло в голову, что ее, по-видимому, неистовое желание подтолкнуть его к известности в художественном мире как-то связано с сердечными тайнами.

Фредди накрутил на палец ее шелковистый локон. Похоже, он ошибся при подборе красок. Волосы Анжелики отливали еще и рыжиной.

— Перед тем как леди Тремейн уехала в Америку, она хотела, чтобы я утешился в твоих объятиях. Но когда ты пришла меня утешить, я тебя почти что выгнал.

— Я не виню тебя. Сама виновата. Проявила несдержанность.

— Когда ты неожиданно вышла замуж за Каналетто, меня постоянно мучила мысль, что твое решение было спровоцировано моим поведением в тот день. Знала бы ты, как я об этом сожалел.

Анжелика встряхнула головой.

— Моя неспособность справиться с разочарованием, не делая глупостей, не твоя вина. Это мой недостаток. Кстати, в то время я твердо решила, что даже если ты дашь мне от ворот поворот, не стану делать никаких глупостей — например, не пересплю с Пенни, чтобы утешить оскорбленное самолюбие.

— Пенни был бы травмирован. Он считает тебя сестрой.

— Я тоже была бы травмирована, — фыркнула Анжелика.

Она начала машинально крутить в пальцах маленькую картинку в рамке, стоявшую на ее ночном столике. Фредди увидел, что это карандашный набросок ее лица, который он сделал много лет назад и подарил ей. Живший в Анжелике художественный критик должен был найти в этом простеньком наброске слишком много дефектов в композиции и технике исполнения. Только искренности там было с лихвой.

Фредди всегда любил эту женщину и думал о ней, но теперь его сердце было настолько переполнено нежностью, что это граничило с болью.

— Я так рад, что ты вернулась, — сказал он и погладил ее по щеке.

— Я тоже, — ответила Анжелика и посмотрела ему прямо в глаза. — Я тоже.

Было уже очень поздно, а ее супруг все еще не вернулся из Лондона.

Элиссанда лежала без сна в полной темноте, устремив взгляд в потолок, который не могла видеть, и думала о своей первой встрече с Виром. Она отчетливо помнила каждую деталь: в чем он был одет, как солнце отражалось от его запонок, теплую улыбку, обращенную к брату.

Если бы только они встретились неделей позже, когда ей больше не надо было никого заманивать в ловушку! Тогда все могло бы сложиться иначе.

Но она заманила его в капкан. И это ему не понравилось. И если он не станет разговаривать с ней и заниматься любовью, она навсегда останутся чужими в этом браке.

Дверь, соединявшая их комнаты, открылась. Он был дома. Он стоял на пороге. Ему оставалось сделать всего лишь шаг, чтобы войти в ее комнату.

Элиссанду охватило волнение, граничащее с паникой. Отчаянно заколотилось сердце. Ей пришлось прикусить губу, чтобы дыхание не казалось таким громким.

Ей следует вести себя тихо. Тогда муж подумает, что она спит. Возможно, тогда он подойдет к ней. Дотронется до нее. А там, кто знает, может быть, она когда-нибудь получить прощение.

Как же ей хотелось, чтобы он оказался рядом, пожелал найти утешение в ее объятиях!

Но дверь тихо затворилась. Он предпочел одиночество.

Старинные напольные часы пробили три. Металлический звон растревожил ночную тишину.

Почему-то всегда было три часа.

Он бежал. Чернильно-темный коридор казался бесконечным. Что-то ударило его по ноге. Он вскрикнул от боли и споткнулся. Но он должен бежать. Он обязан догнать маму и предупредить о смертельной опасности.

Вот и зал. На его другом конце начинается лестница. Он почти успел. Он спасет ее, не даст упасть.

Он еще раз споткнулся, сильно заболело колено. Прихрамывая, побежал дальше.

Однако когда он добрался до последней ступеньки, она уже была там. Под ее головой расплылась лужа крови, такая же красная, как ее платье и рубины на груди.

Он закричал. Ну почему он снова не смог ее спасти? Почем он каждый раз опаздывает?

Кто-то позвал его по имени. Кто-то потряс его за плечи. Наверное, это человек, убивший маму. Он изо всех сил оттолкнул этого человека.

— Пенни, что с тобой? — воскликнул женский голос. — Ты в порядке?

Нет, он не в порядке и никогда больше не будет в порядке.

— Пенни, прекрати, ты делаешь мне больно.

Почему бы и нет? Сейчас в самый раз сделать кому-то больно.

— Пенни, пожалуйста!

Он открыл глаза, тяжело дыша, словно убегал от демонов ада. В комнате было темно, как и в его сне. Он попытался что-то сказать, но голос пока еще не повиновался ему.

— Все в порядке, — наконец просипел он тому, кто сидел на краю постели. Этот человек был мягким и теплым, от него пахло медом и розами. — Мне приснился кошмар.

Женщина рядом с ним ласково погладила его по лицу, взъерошила волосы.

— Это всего лишь плохой сон, — повторила она. — Не бойся.

Что за нелепость! Он ничего не боится.

Она поцеловала его в уголок рта.

— Я здесь, с тобой. Все хорошо. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое.