Низверженное величие - [106]

Тревога висела в воздухе. Янчулев читал ее на лицах всех, с кем общался. И военные, и советники, и министры сменявших друг друга правительств искали защиту за прочными стенами здания, жили предчувствием близкой опасности. Все трещит, рушится, гибнет на глазах… И все пытаются найти какую-нибудь опору: одни надеются на англичан, другие — на американцев, с которыми ведутся тайные переговоры в Каире, третьи считают, что им поможет недавний разрыв отношений с Германией, четвертые клянут себя за слепую веру в силу немецкого оружия и думают о бегстве из страны. Севов знал обо всех махинациях влиятельных некогда людей, которые спешат теперь покинуть Болгарию. Их намерения не явились для него неожиданностью, но он не рассчитывал дожить до такого позора. Бегство!.. Но куда бежать? В Германию?.. Архитектора Севова успокаивало то, что Филов, князь Кирилл и генерал Михов пока еще здесь. Значит, незачем спешить и ему. Но проявлять излишний героизм тоже не хотелось. О князе он невысокого мнения. Очень недалекий человек.

Тем не менее нынешнее исчезновение Кирилла обеспокоило Севова. Не будет ничего удивительного, если его другу придет в голову удрать в Германию или в Швейцарию… Впрочем, он не настолько глуп, чтобы бежать в Германию. Только такие дураки, как Цанков, могут полезть под бомбы… Нет, нет, Севов подождет, не станет спешить… Посмотрит, что предпримет князь Кирилл… Ничего страшного, что сейчас его нет в Софии. Севов знает его привычки… Наверно, уединился сейчас с какой-нибудь красоткой в Царской Бистрице… По работе он не скучает, да и что делать в этом сумасшедшем доме… И чтобы проверить свои предположения, Севов спросил:

— О князе что-нибудь слышал?

— Князь в Царской Бистрице… Уехал туда после подписания указа о военном положении…

— Выжидает?..

— Как и мы… А что еще остается?

— Ну а в Каире что?

— Ничего нового… — Генерал Янчулев откинулся в кожаном кресле и замолчал.

У Севова отпало желание задавать дальнейшие вопросы. Он продолжал думать о князе. Будучи приближенным царя Бориса, архитектор хорошо знал о взаимоотношениях членов царской семьи и о финансовом положении каждого из них. Князь Кирилл был всегда под перекрестным огнем своих ближних. Деньги уходили у него между пальцев. И это всегда бесило царицу. Яблоком раздора в семье была огромная сумма денег, оставленная князю его отцом Фердинандом. В свое время отец сказал, что своему первенцу он оставляет неблагодарный народ и пришедшее в упадок, не оправдавшее его надежд государство, которое, впрочем, если он окажется умнее своего отца, может принести немалые доходы; младшему сыну взамен короны он оставляет весьма солидное состояние, которое обеспечит ему безбедную жизнь. Об этом состоянии и говорилось довольно часто в кругу семьи Его величества.

Так было, пока жил царь.

После его смерти никто уже не мог контролировать расходы князя. Что он сделал со своим наследством — неизвестно. Все как-то примирились с этим, только царица не могла привыкнуть к мысли об уплывших от нее деньгах… Она считала, что ущерб нанесен лично ей. У Кирилла нет своей семьи, следовательно, его богатства должен наследовать малолетний царь. Когда над страной нависли тучи, ее решимость разобраться в финансовых делах князя Кирилла возросла. Тревогу царицы за судьбу наследства малолетнего царя разделял и один из опекунов, который упорно пытался докопаться до истины. Если бы Севов знал, что этот человек — Константин Развигоров, давно поставил бы его на место. Домогательства царицы очень раздражали Севова. Они прониклись друг к другу взаимной ненавистью. Царица всегда подозревала, что он следит за ней и доносит царю. Когда Петровым приказали покинуть дворец, весь гнев царицы обратился на Севова. И до известной степени она была права. А иногда Его величество обзывал царицу такими словами, что советник вынужден был делать вид, будто ничего не слышит… Борис ненавидел, ревновал и… любил жену. Ужасная смесь чувств, среди которых доминировал гнев.

Йордан Севов понял тогда, что и цари такие же люди, как все, и даже еще несчастнее, потому что должны во всех своих мыслях и чувствах сообразовываться со своим общественным положением. Севов был уверен, что царь, если б мог, развелся бы с женой. Думая о царской семье, Севов вспомнил о своей жене и потянулся к телефону.

— Можно? — спросил он.

— Можно, — ответил Янчулев.

Архитектор набрал домашний номер, аппарат не соединялся. Набрал второй раз — то же самое. В третий раз оказалось занято.

— Что-то он барахлит… — сказал архитектор. И, расправив затекшие плечи, добавил: — Ну что, спать пора…

Генерал Янчулев предложил ему свою походную койку, но Севов предпочел пойти в зал заседаний. Там он найдет подходящий диванчик. Раздраженный неполадками в телефонной сети, он открыл дверь зала. Середину его занимал большой, покрытый зеленым сукном стол, окруженный высокими красивыми стульями с царской короной и вензелями. В углах стояли массивные кожаные кресла. Три из них были заняты. Архитектор сел в свободное кресло, придвинул один из стульев и положил на него ноги в тонких шелковых носках. Носки были сделаны на его фабрике, и он всегда испытывал гордость, демонстрируя их. Плоские резинки подвязок впились в икры. Он скинул подвязки и устроился поудобнее. Подумал о домашнем телефоне и незадачливых телефонистах, потом попробовал завести разговор с соседями по креслам, но, видя, что они почти уже спят, спросил: