Ниже нуля - [10]

Честно говоря, это довольно простая отладка резиновой утки: он объясняет вслух, что он пытается сделать, что помогает ему проработать критические куски, а также найти лучшие способы сделать это. Но я довольно счастливый резиновый утенок. Мне нравится слушать его низкий, ровный голос. Мне нравится, что он, кажется, обдумывает каждую мою фразу и никогда ничего не отвергает прямо. Мне нравится, что когда он напряженно думает, он закрывает глаза, и его ресницы становятся пунцовыми полумесяцами на фоне его кожи. Мне нравится, что он создает тщательно отлаженный код без утечек памяти, и мне нравится, что, когда его бицепс касается моего плеча, я чувствую только твердое тепло. Мне нравятся его короткие, четкие функции, и то, как он пахнет чистотой, мужественностью и немного темнотой.

Ладно. Значит, он не в моем вкусе.

Но он мне нравится.

Не будет ли Мара возражать, если я бесстыдно предложу себя ее родственникам на информационном собеседовании, которое она любезно устроила? Обычно я бы просто согласилась, но эта дружба может быть немного обременительной. Впрочем, возможно, я могу с уверенностью предположить, что ей будет все равно, учитывая, что она, похоже, не знает, как именно она и Йен связаны.

К тому же, она щедрая душа. Она захочет, чтобы ее подруга и ее кузина — или — что — то — там еще переспали.

— Тебя случайно определили в команду по оценке высоты и положения? — спрашиваю я его, когда мы доходим до последних нескольких строк кода.

— Нет. — Он издал небольшой смешок. Его профиль — произведение почти совершенства, даже со сломанным носом. — Вообще — то, я пробил себе дорогу туда когтями.

— О?

Он сохраняет и закрывает нашу работу несколькими быстрыми нажатиями клавиш. — Что касается Curiosity, я присоединился к команде довольно поздно на стадии разработки и в основном сосредоточился на запуске.

— Тебе понравилось?

— Очень. — Он наклоняет свой стул, чтобы оказаться лицом ко мне. Наши колени, локти, плечи так часто соприкасались, что теперь эта близость кажется привычной. Как и жидкое тепло под моим пупком. — Но после этого я начал работать над «Настойчивостью» и попросил что — то изменить. Что — то связанное с тем, что марсоход будет на Марсе, а не три часа на мысе Канаверал.

— И они назначили тебя на A & PE?

— Во — первых, я присоединился к экспедиции НАСА на норвежский объект «Марсианский аналог».

Я шумно вдохнула. «АМАСЕ?» Экспедиция «Арктический аналог Марса на Шпицбергене» (АМАСЕ, для друзей) — это то, что происходит, когда группа ботаников отправляется в Норвегию, в район Бокфьорден на Шпицбергене. Можно подумать, что Северный полюс не имеет никакого отношения к космосу, но из — за вулканической активности и ледников это место на Земле больше всего похоже на Марс. Здесь даже есть уникальные карбонатные сферулы, почти идентичные тем, которые мы обнаружили на марсианских метеоритах. Исследователи НАСА любят использовать его как место для проверки работоспособности оборудования, которое они планируют отправить в космические экспедиции, сбора образцов, изучения занимательных научных вопросов, которые могут подготовить астронавтов к будущим космическим полетам.

Я так хочу быть частью этого, что дрожь пробегает по моему позвоночнику.

— Да. Когда я вернулся, я попросил, чтобы мне поставили пятерку по физкультуре, чего, очевидно, хотели все. Дошло до того, что руководитель миссии разослал по всей НАСА электронное письмо с вопросом, думаем ли мы, что получим двойную зарплату и бесплатное пиво.

— Правда?

Я смеюсь над его взглядом. Он такой уморительно, восхитительно дразнящий. — Почему все хотели быть частью этой команды?

Он пожимает плечами. — Я не уверен, почему все остальные хотели. Я полагаю, потому что это сложно. Много рискованных и высокодоходных проектов. Но для меня это было… — Он смотрит в окно, на кленовое дерево в кампусе JPL. На самом деле, нет: я думаю, он смотрит вверх. На небо. — Это просто было похоже на… — Он прерывается, как будто не уверен, как продолжить.

— Как будто это было максимально близко к реальному пребыванию на Марсе? С ровером? — спрашиваю я его.

Его взгляд возвращается ко мне. — Да. — Он кажется удивленным. Как будто мне удалось выразить словами что — то неуловимое. — Да, именно так.

Я киваю, потому что понимаю. Идея помочь построить что — то, что будет исследовать Марс, идея возможности контролировать, куда он отправится и что он будет делать… это и для меня тоже.

Несколько секунд мы с Йеном молча изучаем друг друга, оба слабо улыбаемся. Достаточно долго, чтобы идея, которая вертелась у меня в голове, закрепилась раз и навсегда.

Да. Я собираюсь сделать это. Прости, Мара. Мне слишком нравится твоя кузина или что — то в этом роде, чтобы отказаться от этого.

— Ладно, у меня к тебе вопрос о карьере. Чтобы спасти информационное интервью.

— Валяй.

— Итак, я получаю степень доктора философии, что займет у меня еще около четырех лет.

— Это долго, — говорит он, его тон немного неразборчив.

Да, это похоже на вечность. — Не так уж и долго. Итак, я заканчиваю университет и решаю, что хочу работать в НАСА, а не на какого — нибудь чудаковатого миллиардера, который относится к исследованию космоса так, будто это его домашнее средство для увеличения пениса.