Ниже бездны, выше облаков - [38]

Лопырёв (впрочем, с ним-то как раз ничего необычного не было) хвастался новыми шмотками, навороченными гаджетами и прочей фигнёй – можно подумать, мы сами из леса вышли и ничего такого в жизни не видели. Но вот кто действительно выкидывал фокусы – так это Ольга. Она прямо липла к Бородину! Слушала его занудные речи и млела. А то вдруг прижималась к нему или наглаживала.

Потом, на другой день, мы с Женькой её подкалывали, но она категорически отрицала, что приставала к Антону. Говорила, что даже в мыслях ничего подобного не было, что она просто «общалась». Бородин смущался ничуть не меньше и с тех пор, по-моему, придумывал разные отговорки, только чтобы к Ольге не идти.

Я тоже была не в большом восторге от этих посиделок у Лукьянчиковой, и прежде и теперь. Теперь – особенно. Мне и в школе общества Запеваловой хватало за глаза и совсем не хотелось тратить на неё ещё и единственный в неделю выходной. Поэтому я, как и Бородин, в последнее время находила всевозможные отговорки, только чтобы остаться дома. С появлением Димы мне действительно лишний раз из дома выходить не хочется. Почему – не знаю. А уж тем более проводить время в компании, где к нему относятся так враждебно и говорят о нём одни гадости. В минувшее воскресенье, когда я снова отказалась, Женька даже вскипела, но я всё равно не поддалась. Зато в эти выходные отвертеться уже не удалось: Запевалова настояла, чтобы мы все обязательно пришли к Ольге.

Вечером позвонил Бородин, спросил, пойду ли я. Сказала, что да, видимо, придётся. Бородин понимающе усмехнулся и ответил, что тогда и он пойдёт. Раньше я бы весь вечер думала, почему он так сказал, словно готов идти туда только из-за меня. А теперь мне было плевать. Мне было интересно лишь то, что имело хоть какое-то отношение к Диме, а всё остальное меня вообще нисколько не волновало.

К Лукьянчиковой шла с нулевым настроением. Хотя теперь это моё обычное состояние. А она между тем приготовилась так, будто у нас какой-то праздник намечался: салатики, бутерброды с икрой, мясо, фрукты. Прямо пир горой. И сама принарядилась, накрасилась, кудри накрутила. Не то что я. Когда мне на душе плохо, я даже в зеркало на себя боюсь смотреть. Хотя здесь и не для кого стараться выглядеть хорошо. Я пришла первой, немного раньше, чем условились. Ольга наносила последние штрихи. К вечернему платью надела туфли на каблуках, на мой взгляд, это было лишним: и не шло ей, и вообще – к чему столько шика для обычных воскресных посиделок? Ольга, наверное, заметив моё кислое выражение, спросила:

– Ну как?

– Отлично, – соврала я.

– Правда? – Ещё и на каблуках крутанулась.

– Вообще супер, – заверила я её.

Я знаю поговорку «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь» – но это в теории. А в жизни мне всегда очень сложно говорить человеку эту самую горькую правду, потому что боюсь сделать больно, расстроить, обидеть. Я сама остро переживаю, когда слышу, хоть и не так уж часто, неприятные вещи о себе. Поэтому, даже когда приходится быть откровенной, выбираю расплывчатые фразы, а то и вообще уклоняюсь от ответа. Что говорить, я даже мамины рыбные котлеты хвалю, хотя ем их буквально через силу, а если она не видит, то выбрасываю. И всё равно хвалю. А как сказать подруге в глаза, что у неё короткие, толстые ноги, которые в туфлях на длинном тонюсеньком каблуке смотрятся просто ужасно?

Потом Ольга спросила как-то вкрадчиво:

– Тань, а ты не знаешь, Антон придёт сегодня или нет?

– Придёт, – сказала я.

– Он тебе сам сказал, или ты так думаешь?

– Сам сказал.

Она, похоже, хотела ещё что-то выяснить насчёт Бородина, но тут нарисовался Лопырёв. Принёс бутылку красного вина. Не преминул хвастануть, что вино дорогущее. Как всегда, в своём репертуаре. Почему только это его постоянное хвастовство Запевалова терпит – не пойму. Неужели для неё всего важнее то, что он всегда на задних лапках перед ней выплясывает и во всём, не задумываясь, соглашается? Тогда на что я ей сдалась, когда полкласса будут так же ей в рот смотреть и радоваться при этом?

Антон Бородин явился минута в минуту, как договаривались, а вот до тошноты пунктуальная Запевалова – почти на полчаса позже. Опоздай кто из нас хоть на десять минут, непременно бы изворчалась вся, а как сама – так даже извиниться не подумала. Ну а мы сидели, покорно ждали, голодными глазами смотрели на угощение. И никто не вякнул, только Бородин всё время смотрел на часы. Но при этом не с тем нетерпеливым выражением лица, какое бывает, когда ждёшь и ждать надоело. Наоборот, взглянет и улыбнётся нам чуть ли не извиняющейся улыбкой, мол, я не тороплюсь, не нервничаю, это просто так. И как я могла когда-то находить его общество приятным?! Такой же трус и подлиза, как остальные.

Лукьянчикова и Лопырёв вообще ничем не выражали нетерпения. Я же еле сдерживалась. Мне хотелось послать всех и уйти домой. Ну или как минимум высказаться, что меня достало уже ждать, когда наша «королева» явится. И высказалась бы, если б не стопроцентная уверенность, что Эдик с Ольгой тотчас всё доложат Запеваловой. Сразу вспомнился случай: мы тогда ещё в третьем классе учились. Дети совсем. И одна девочка, она уже ушла из нашей школы, не очень хорошо отозвалась о Женьке. За глаза. Точно я не помню её слов, но вроде как характер у Женьки противный. Кто-то из девчонок, конечно же, донёс. И Женька после уроков буквально выкупала беднягу в грязи. Толкала её в лужу, та падала, выкарабкивалась, а Женька снова и снова её толкала. Правда, в те годы мы ещё не были помешаны на круговой поруке и нажаловаться для нас не значило «стучать» и «предавать». Девчонка и нажаловалась. Мама её прибежала в школу, бучу подняла. К тому же Женька, так получилось, ещё и учебники ей испортила. В общем, был скандал по этому поводу. В классе, прямо на уроке, учительница заставила Запевалову извиниться перед той девочкой. Женька извинилась, но потом всё равно её допекла и класс против неё настроила. В лужу, конечно, больше не толкала, но всё время высмеивала и обзывала, а мы поддерживали. А ведь если бы тогда Женьку не поддержали, может быть, она не стала бы таким монстром. Может быть…