Ниже бездны, выше облаков - [22]

Смирнова вспыхнула, но, как обычно, смолчала. На неё не обращали внимания, и она потихоньку ушла. Никто и не заметил.

– Мы не должны Майю прощать! Нафиг нам вообще нужна такая классная? Предлагаю наказать её, – разошлась Запевалова.

– Как это? – Все озадачились.

Прежде учителям уроков правосудия мы не устраивали.

– Мы откажемся от неё.

– А это можно?

– А почему нет? У нас в стране демократия. Мы напишем заявление с просьбой убрать от нас Пчелу, так как она: первое – плохой учитель. Её уроки бездарны, бесполезны и скучны. Объясняет непонятно. Да и сама плохо свой предмет знает. Спросишь не по учебнику – ответить не может. Второе – у неё явные проблемы с психикой. Вечно нервная и дёрганая. Чуть что, может наорать, оскорбить, а то и ударить ученика. Помнишь, Зубков, она тебя учебником стукнула? Вот! Третье – это её разгильдяйство уже достало. Она всегда опаздывает и постоянно всё забывает. До нас ей нет никакого дела. Привезла класс на экскурсию, за пятьдесят километров от города, между прочим, а сама нет чтобы следить за нами, попёрлась куда-то.

Женька говорила так складно и без запинки, будто заранее всё продумала и отрепетировала. Забыла сказать только о главной причине – о четвёрке по русскому, которую ей посмела влепить Майя. Ну и те доводы, что назвала, были не совсем честны. Наша классная, конечно, очень забывчивая и рассеянная, и опаздывает частенько, и нервы у неё пошаливают, но уж назвать её плохим учителем никак нельзя. Эля Смирнова рассказывала, что у Майи диплом с отличием, аспирантура. В общем, ей был открыт путь в науку, но она решила посвятить себя школе. Да дело даже не в том. На её уроках, наоборот, всегда интересно. Она много всего знает. И не била она никого. А если и хлопнула Зубкова слегка, то, откровенно говоря, он заслужил и большего. Во всяком случае, битьём это точно не назовёшь. Ну и насчёт Тальцов Женька тоже преувеличивает. Она ведь не ушла неизвестно куда, сидела рядом, просто мы не сразу заметили. А что отвлеклась на Свистка – так она вечно в облаках витает. Не думаю, что она забыла про нас из-за шашней с Пал Палычем. А Запеваловой плевать на факты, ей лишь бы было за что уцепиться, а там извернёт так, что до правды не докопаешься.

Я посмотрела на Бородина: что он скажет? У них ведь с Майей полное взаимопонимание и любовь, в том смысле, что она – его любимая учительница, а он – её любимый ученик. Антон мялся, хмурился, но даже слова в защиту классной не сказал.

– Здорово! – загалдели все хором.

– Женька, ты у нас мегамозг прямо.

– Пусть убирается от нас.

– Всё. Пишем. Прямо сейчас!

– И подписаться под этим заявлением должен каждый! – решительно сказала Запевалова. – А где Смирнова?

– Свалила по-тихому! – ахнул кто-то.

– А вдруг мамашке побежала стучать?

– Нет, – сказала я, – она давно ушла, ещё до того, как мы начали про заявление говорить. Почти сразу же, как сюда пришли.

– Ты видела? – резко спросила Запевалова.

Я кивнула.

– А почему ты её не задержала?

– А что, должна была?

– Всё с тобой ясно.

Это «ясно» прозвучало как укор или даже обвинение. Все смолкли, стали пялиться на меня под стать Запеваловой – осуждающе. Даже Лукьянчикова. А сама Женька уставилась выжидающе. Интересно, чего она ждала? Что я, как Волкова, бухнусь на колени и буду просить прощения? Поэтому я ответила ей хоть и без наезда, но немного резко:

– А ты её почему не задержала?

– Я?! – Запевалова, честное слово, аж опешила. – Вообще-то, я не видела, как она уходила.

– А я думала, что ты видела. Видела и молчала. А раз ты молчишь, я-то что буду лезть?

– Девчонки, – подскочил к нам Бородин, – ну что мы сейчас будем из-за какой-то Смирновой собачиться? У нас ведь общее дело, надо его делать и не тратить времени на какие-то пустяковые разборки.

– Может, ты и прав, Бородин. Может, это и пустяковые разборки, – процедила Запевалова. – Поживём – увидим. Но ты верно говоришь, дело у нас общее, важное и срочное!

И мы принялись за пасквиль. Переписывали несколько раз, чтобы доводы звучали убийственнее. За этим делом прогуляли физкультуру, но наконец состряпали… Подписались, конечно, все – без возражений. Кроме Смирновой, которая пряталась от нас неизвестно где.

– А Смирновой будем предлагать подписывать? – спросил Айрамов.

– Ну, естественно. Она должна подписаться, как и все, иначе станет предателем. И потом, подпись доченьки на этой бумажке станет главным сюрпризом для Пчелы. Так что, Айрамов, ступай найди её и приведи сюда, – велела Запевалова.

Айрамов рванул выполнять поручение.

– Нас Пчела ещё и за физру взгреет, – простонала Шошина.

– Не паникуй. У Пчелы скоро будет других забот полон рот, – успокоила её Запевалова.

– Вот она, – не прошло и пяти минут, в дверях появился Айрамов, подталкивая вперёд Смирнову.

У бедной Эли было зарёванное лицо и взгляд такой страдальческий, что хотелось крикнуть: «Да оставьте вы её в покое!» Но на такие подвиги я способна только в мечтах.

– Где ты её нашёл? – спросила Запевалова.

– В женском туалете, – ничуть не смутившись, признался Айрамов.

Все захохотали. Эля всхлипнула.

– Да ты маньяк, Айрамов!

– А что она там делала?

Новый взрыв хохота.