Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать - [2]

Питался он тем, что разносил молчаливый служитель поездного ресторана, который располагался, кажется, в соседнем вагоне. Но сам он не ходил в ресторан, не решался, особенно после того, как однажды заглянул в глаза служителя…»

На этой незаконченной фразе обрывалась рукопись.

Камилл растерянно вертел в руках исписанные с одной стороны плотные листки, потом, отложив их в сторону, быстро перебрал бумаги, среди которых их обнаружил. Он был разочарован, чувствовал себя обманутым, но обманутым неизвестно кем.

Камилл выудил эту диковинную рукопись из старого сундука, который стоял в углу чердачной комнаты старого дома. Его привезла на эту подмосковную дачу его подружка, выпросившая у деда разрешение провести здесь несколько дней. Утром она уехала на работу в Москву, Камилл же, которому некуда было спешить, хотел побродить по лесу, набрать, если повезет, ранних грибов. Внимательная подруга, покидая его до вечера, порекомендовала ему занять свой досуг чтением старых журналов, хранящихся в чердачном сундуке. На самом деле оказалось, что в одной половине сундука находились разрозненные тома собраний сочинений Тургенева, Гончарова и Максима Горького в скучного вида картонных переплетах (так издавали классиков в первые послевоенные годы), вторую же половину этого деревянного хранилища занимали, действительно, журналы, но вовсе не старые, как надеялся Камилл, а «Новый мир», «Знамя» и даже «Октябрь» последнего десятилетия, что, впрочем, тоже представляло некоторый интерес. Под стопками этих журналов обнаружился бювар с потертой темно-вишневого цвета обложкой из гладкого, без тиснения, дерматина. В бюваре лежала стопка больших, сложенных вчетверо, листов пожелтевшей бумаги, между которыми Камилл заметил три листа плотного эластичного ватмана, исписанного твердым красивым почерком. Любопытство его привлекли именно этот четкий красивый почерк и густые фиолетовые чернила, использованные неведомым автором рукописи, - на густоту чернил указывал золотистый отблеск по краям букв.

Теперь Камилл с нетерпением ждал возвращения жизнерадостной своей подруги. Лейла была дочерью отца-мусульманина и матери-еврейки, а потому по нормам государства Израиль считалась потенциальной гражданкой этой страны. Вопрос с некондиционным отцом удалось, кажется, разрешить, визу обещали выдать, и теперь отъезд семьи из Советского Союза был вопросом нескольких месяцев.

- Скажи только слово, и я останусь! – восклицала Лейла, на что Камилл с очень грустным видом отвечал, что не может в сложившейся ситуации брать на себя ответственность за ее судьбу.

Неунывающая Лейла говорила, что как только она получит гражданство иностранной державы, она приедет в Москву и зарегистрирует брак с Камиллом, после чего их вместе выпустят за пределы «железного занавеса». Против такой отдаленной перспективы Камилл возражений не имел, а у Лейлы хватало ума не развивать дальше эту тему…

Но вот стукнула связанная из жердей калитка – Лейла улыбаясь шла по тропинке. Затосковавшему в одиночестве Камиллу захотелось выбежать ей навстречу, но он сдержался – будущее было чревато расставанием и нельзя было раскручивать чувства. Он вышел в сени только тогда, когда туда вошла Лейла, и послышался стук брошенных на пол сумок – девушка спешила обнять возлюбленного.

Разговор о рукописи он начал, когда Лейла уже разделывала купленную тушку утки, а сам он разогревал на газовой плитке масло под картошку. Как он и подозревал, внучка хозяина дачи понятия не имела о темно-вишневом бюваре и тем более ничего не ведала о хранившемся в нем таинственном манускрипте.

- Это, конечно, ты сам написал! – воскликнула она, когда Камилл почти дословно пересказал ей текст рукописи. – Ты у меня талант! Как интересно! А что будет дальше?

Камилл принес из комнаты бювар и продемонстрировал исписанные необычным почерком листы удивленной девушке.

- Конечно, я выпрошу у деда продолжение, если оно у него есть, - Лейла взяла в руки не скрепленные между собой листы и изумленно рассматривала их. Камилл почему-то был уверен, что и дедушка Лейлы ничего не знает о странной рукописи.

Во время ужина разговор шел исключительно о загадочном повествовании, о том, что же таинственный путешественник мог увидеть в глазах мистического служителя. Но потом тема поднадоела, и молодые люди нашли себе другие развлечения.

На следующий день, вновь оставшись один, Камилл дважды внимательно перечитал короткий текст. Не все было понятно в чисто историческом смысле. С кибернетикой, разумеется, все ясно. Однако что за Фил в канадской команде и что за лозунг «экономика должна быть экономной»? Ну, Фил, допустим, где-то в «свободном мире» играет в футбол или в хоккей, и какой-нибудь весь из себя журналист-международник мог рассказывать слушавшим его с раскрытым ртом случайным спутникам по купе о прелестях заграничной жизни. Однако смешной экономический тезис, явно узнаваемый таинственным пассажиром и заставивший его усмехнуться, не существовал, насколько мог судить Камилл, никогда, и, во всяком случае, - совершенно точно! - на обширной территории Советского Союза. И потом еще какие-то пластиковые бутылки вдоль дороги…