Нити магии - [99]

Один из шахтеров с криком врывается в бальную залу и кидается к доктору Хольму, пытаясь срезать ножом тугие лозы. Мою душу пронзает болезненное осознание того, что этому человеку, судя по внешности, столько же лет, сколько было бы сейчас моему отцу, останься он в живых.

Лицо Брока темнеет от гнева, когда он поворачивается к доктору Хольму:

– А ты начал все это. Ты использовал их. Ты убил ее.

Дорит, Рая и Нина живой стеной заслоняют Брока, который морщится от сосредоточенности. Едва бросив взгляд на его лицо, я отчетливо понимаю, что он сейчас испытывает. Фирн прорастает в его венах, словно стеклянные лезвия. Брок нырнул так глубоко в свою магию, как только мог. Так же, как я поступила ради него. Так же, как Ингрид поступила ради меня.

Лоза, обвившая доктора Хольма, внезапно делает резкий рывок такой силы, что он падает навзничь, а затем тащит его к раме выбитого окна. К последнему зазубренному куску стекла, который торчит вверх, сверкая в лунном свете.

Доктор падает на стеклянный нож с тошнотворным звуком пронзаемой плоти, и его тело беззвучно валится за окно, в заснеженную ночную темноту.

Лицо Филиппа становится мертвенно-бледным.

Время в комнате точно замирает на несколько секунд. Грудь Брока тяжело вздымается. Никто не шевелится и не издает ни звука, и Брок обессиленно закрывает глаза.

Мне всегда представлялось, что цвет мести – глубокий багрянец. Цвет ярости и крови, цвет прустита и иногда – цвет магии.

Но сегодня месть вершил Брок. И у нее был цвет листьев плюща. Совсем как Айви, чье имя пришло к нам из Британии и означает «плющ».

* * *

Вокруг меня царит зловещее затишье, несмотря на всю кровь, сражение, страх и усталость.

Деклан выскакивает из нашего укрытия, чтобы помочь Дорит, Нине и Рае.

Остались только три противника: Филипп и двое шахтеров. Впервые сражение смещается в нашу пользу.

Мы можем одолеть их и переждать бурю. Мы можем выжить.

Два шахтера сражаются врукопашную с Броком, Дорит, Ниной и Раей. Деклан не успевает добежать до них, когда кровь Раи веером брызжет на пол, и она падает, замирая навсегда.

Хелена все еще держит нож у глотки Филиппа, но оружие в ее руке дрожит.

– Ты сделал все это ради ничего, – тихо произносит она. Я подбираюсь на метр ближе к ним, прячась в тени. – Король захочет узнать, откуда берется эта магия.

Ее нежное горло вздрагивает, когда она сглатывает, и я осознаю: она тянет время.

На самом деле, она не хочет его убивать.

– Нет, не захочет, – без колебаний возражает Филипп. – Потому что, как ты полагаешь, волнует ли его, откуда берется сахар? Волнует ли это кого-нибудь из нас? Каждый день датчане сластят им свои пироги и свой чай. Да, я знаю, что указ об освобождении рабов был подписан десятилетия назад. И все же, как много людей по-прежнему умирает, чтобы у тебя на кухне всегда был сахар? За то, чтобы у тебя были какао и кофе? Ради хлопка и шелка для твоих платьев, Хелена? Король не станет задаваться вопросом, откуда взялись эти камни и какова их подлинная цена. Чем сильнее люди хотят чего-нибудь, тем меньше они желают знать правду. Они просто предпочитают не смотреть.

Но мой отец поступал иначе, по крайней мере в том, что касалось магии. Он смотрел правде в лицо и не отворачивался. Ради правды он рискнул. И потерял все. Может быть, просто потому, что он был хорошим человеком. Потому что в жилах дочерей, которых он любил, пульсировала магия, и он понимал, что когда-нибудь мы тоже можем стать жертвами. На глаза мне наворачиваются слезы яростной гордости. Теперь я знаю правду. Выбор, который сделал мой отец, превратил меня в сироту. Но этот же выбор сделал его героем.

В этот момент Филипп ухитряется вывернуться из хватки Хелены и бросается на нее.

С самого начала ясно, что их силы неравны. И все же я по-прежнему прячусь в тени. Дорит поддерживает Нину, которая едва стоит, опираясь только на одну ногу, и лицо у нее мертвенно-бледное. Весь пол усыпан осколками стекла, хрустящими под ногами. Деклан и Брок продолжают бороться с противником, но Деклан истекает кровью из раненого бока, а Брок совсем обессилел. Я вижу, как Фирн расползается и ветвится под его кожей.

Я смотрю из своего укрытия на дверь. Можно сбежать туда, навстречу безопасности. К Еве.

Филипп выбивает нож из руки Хелены, и тот с лязгом отлетает в сторону. Неистовая метель влетает в разбитое окно, и я вспоминаю тот вечер в театре, где присутствовали король с королевой и Ганс Кристиан Андерсен. Тогда мы все – и Ева, и Хелена, и я – мечтали о будущем. Филиппу удается скрутить Хелену, и теперь он тащит ее к выбитому окну, чтобы довершить дело.

Она даже не знает, что я здесь.

И, может быть, никогда не узнает. Еще одна унция магии убьет меня.

Я могу прятаться в тени и ждать.

Но это тоже решение.

Хелена сопротивляется изо всех сил, и снежные вихри заметают паркетный пол у нее под ногами. Она начинает поскальзываться, силы изменяют ей, и Филипп рывком сводит ее запястья спереди, связывая их.

Пока он стягивает ее руки шнурами от шторы, я смотрю на собственные запястья и на отметины Фирна.

Она – мать Евы.

«Не используй магию», – всегда говорил мой отец. «Будь Гердой», – писал он.