Нити магии - [83]

Слова замирают у меня на губах, и, подавив вздох, отвечаю:

– Да.

Якоб улыбается так отстраненно, как будто он уже не здесь. Он прячет почерневшее кольцо в карман и выходит за дверь.

Мое сердце болит так, словно через него прорастают тернии, но я поворачиваюсь к Броку:

– Что ты нашел?

– Знаю, что мы больше не считаем, будто эти камни сделаны из стекла, но я уже начал распускать слухи среди других слуг в округе и узнавать о тех, кто пропал в последнее время.

– И?

– Никакого заведенного порядка в этом нет. Пропадали и молодые, и старые, и мужчины, и женщины. Это случалось в разные дни, в разных местах.

– А их магия?

– Вся разная. Совершенно различные умения, иногда даже почти бесполезные. Например, разглаживать прикосновением мятую ткань или творить снег.

– Но они все владели магией? – уточняю я, и он кивает.

– Полиция годами не обращала на это особого внимания, потому что пропадали только слуги, по одному за раз, и никаких трупов найдено не было. Но теперь им придется работать в полную силу. Теперь есть труп и показания Филиппа, и, может быть, они все же примутся за дело как следует. Возможно, нам удастся предотвратить еще чье-нибудь убийство. – Он встречается со мною взглядом. – Тогда, по крайней мере, смерть Айви будет не напрасной.

– Надеюсь, ее смерть не останется и неотомщенной, – тихо говорю я. – Значит, Филипп сказал правду относительно нападения?

– Может, это и неправильно, но я слегка разочарован. Потому что кое-что в этом человеке мне по-прежнему не нравится, – отзывается Брок, и я подавляю мрачный смех, потому что чувствую то же самое.

Мой взгляд падает на серебристые лезвия коньков Якоба, лежащих между толстыми стопками книг.

– Брок… ты можешь сделать для меня кое-что еще?

– Что угодно, – отвечает он.

Мысленно нарисовав картину, я наклоняюсь, прикасаюсь к мерцающим полозьям и улыбаюсь про себя.

* * *

Когда до салона остается всего два дня, Вестергарды достаточно приходят в себя, чтобы принять короля у себя дома, а я еще ничего не сказала никому. Однако по окончании салона намереваюсь отправиться в Копенгаген и поискать там работу прачкой или судомойкой. Там, где мне не понадобится магия. Там, где я смогу жить достаточно близко, чтобы время от времени видеться с Якобом, Лильян или Евой.

Может быть, я даже увижу, как Ева делает карьеру в Датском Королевском балете.

Лильян вместе со мной сидит допоздна, помогая мне подшивать внутренние детали Евиного платья для салонного обеда в тех местах, где ее любительские, не особо умелые стежки не будут видны.

– Ты еще не сказала Якобу? – спрашивает она, продевая серебряную нить в ушко иглы.

– Нет, – отвечаю я и поправляю свои атласные манжеты. С тех пор как поклялась не использовать магию, Фирн не разросся и не распространился дальше, и это заставляет меня гадать, не может ли он с течением времени раствориться или рассеяться. – Но я скажу завтра, – обещаю ей, так же как и себе.

Когда на следующий день после обеда я сижу на подоконнике в своей крошечной рабочей комнате и Якоб стучится в дверь, мое сердце начинает колотиться в груди, словно перестук весеннего дождя.

Я смотрю на свое отражение в оконном стекле, приглаживаю чуть растрепавшиеся волосы, а потом открываю дверь.

– Привет, Марит, – говорит Якоб. Уголок его губ слегка приподнимается, когда он видит меня. – Я нашел кое-что, что может тебя заинтересовать.

В руках он держит толстую энциклопедию драгоценных камней, подаренную мне на Рождество.

Я делаю шаг в сторону, чтобы впустить его, и внутри у меня словно вспыхивает молния. Якоб постукивает пальцем по книге.

– Здесь есть статья о камнях, меняющих цвет. Это случается, когда они подвергаются воздействию света.

– Вот как? – переспрашиваю я с нотками подлинного интереса. Якоб открывает энциклопедию, показывая маленький рисунок.

– Этот камень называется прустит. Он не особенно ценный, и, насколько мне известно, с ним не связано никаких интересных мифов или легенд. Но я подумал, что тебе следует взглянуть на него, просто на всякий случай.

– Прустит… – повторяю я. На иллюстрации изображен маленький красный камень, несколько напоминающий тот, что оставил мне отец.

– Иногда именуемый «рубиновым серебром», прустит – редкий минерал с ярко-красным металлическим блеском, – читаю я. – Камень следует держать в темном месте и не подвергать воздействию солнечных лучей, поскольку всякий раз, оказываясь на свету, он немного темнеет, пока в конце концов не становится совершенно черным.

Камень, который темнеет. Как тот, что носит Филипп.

Якоб встречается со мной взглядом, аккуратно кладет книгу на стол и поворачивается, чтобы уйти. Но когда он берется за дверную ручку, я говорю:

– Якоб… подожди.

Он останавливается и снова поворачивается ко мне лицом.

– Думаю, что могу помочь тебе, – говорю я и сглатываю, теребя свои атласные манжеты, сердце мое замирает. – В твоих исследованиях.

Я расстегиваю манжеты и нерешительно вытягиваю перед собой руки. И, если я когда-либо и сомневалась в том, что Якоб ко мне неравнодушен, все сомнения исчезают, когда я вижу его лицо. На нем отражается неприкрытая боль и тревога, и это говорит мне больше, чем любые слова.