Нити магии - [29]

Я бросаю на него сердитый взгляд, и мое сочувствие мгновенно рассеивается. На обратном пути глициниевая галерея уже не кажется такой очаровательной, потому что теперь мне известно, что это магия Брока. Я передаю Дорит лимоны и бузину, и она деловито раскладывает стебли изящным венком вокруг миндального торта, покрытого бузинной глазурью. Гусь еще запекается в печи, покрываясь румяной коркой.

Нина смотрит на мой передник.

– Марит, ты что, лепила куличики из грязи?

– Идем со мной, – говорит Лильян, беря меня за локоть. По пути она хватает кардамоновый пряник, с которого стекает глазурь из апельсиновых лепестков, и сует его в рот, едва увернувшись от карающей длани Дорит. Сигне полирует самые крошечные ложечки, которые я когда-либо видела, а Нина присматривает за всеми, время от времени выкрикивая что-нибудь скрипучим голосом.

– Кудахчет, как наседка, – ворчит себе под нос Лильян, когда мы выходим в коридор.

– Горлица? Кряква?

– Пеликан, пингвин, фламинго, – Лильян достает из чулана чистый фартук и протягивает мне. – Покарауль, пока я кое-что проверну. Ах, да! – Лицо ее принимает смешливое выражение. – Если что-то случится, – хихикает она, – кричи фазаном.

Все еще посмеиваясь собственной шутке, она ныряет в кабинет Нины и хватает кольцо с ключами от помещений главного здания. Найдя среди них ключ с выбитыми на нем цифрами, она шепчет:

– Когда сегодня приедет Филипп, Нина будет ужасно занята. Но мы должны будем как-то вернуть ключ на место, прежде чем она заметит, что его нет.

Больше ей ничего не нужно говорить: если кого-то из нас поймают на горячем, завтра же в штате прислуги освободится местечко для Айви.

– Марит! – рявкает из кухни Нина.

– Куак-куак, – говорю я Лильян, и мы расходимся в разные стороны.

* * *

Два часа спустя Филипп Вестергард переступает порог особняка.

Я точно рассчитываю время, проскользнув в хозяйский дом и спрятавшись подальше от глаз, когда Нина, услышав звон колокольчика, открывает дверь. Не знаю точно, что я ожидаю увидеть, но знаю, что хочу присутствовать при его знакомстве с Евой. Мрачное любопытство бурлит в моей душе, заставляя сжимать и разжимать исколотые иголками пальцы. Все было гораздо проще, когда эти люди являлись просто тенями моего воображения, уничтожающими всех, кого я любила в этом мире, а не дарящими им щедрость и внимание.

Но я, тем не менее, укрепляю свою решимость. Я еще не совсем готова простить что бы то ни было кому-либо из Вестергардов. И с каменным сердцем жить легче, чем с разбитым.

Филипп стоит в вестибюле, в окружении холодного белого мрамора, точно властитель. Я вижу его со спины, когда он сбрасывает свой шерстяной плащ и отдает Якобу; под плащом обнаруживается черный смокинг, скроенный так безупречно, что о его края можно порезаться.

Я отступаю назад и, растворившись в тени, заползаю под столик в алькове, где меня не так-то просто увидеть. Мое сердце колотится часто и сильно.

А потом Филипп оборачивается, и я впервые вижу его лицо.

Он не выглядит пугающе – ничего похожего на бесформенного злодея из моих кошмаров и размышлений о семействе Вестергардов. Вид у него энергичный, подбородок четко очерчен, глаза серые, словно покрытое льдом море. Он поднимает взгляд на лестницу, и я вижу Еву, которая стоит там, держась за перила. Ее пальцы чуть заметно подрагивают, точно крылья мотылька, когда она спускается вниз, и мне хочется шепнуть ей на ухо: «Ты не должна покорять его, Ева. Никого и никогда».

То, как подергивается глаз Филиппа, как его губы сжимаются в прямую линию – все это выдает его тщательно скрываемое изумление при виде Евы. Но затем он склоняется в безмолвном поклоне, и к тому времени, когда она, сопровождаемая Хеленой, доходит до нижней ступеньки лестницы, на лице Филиппа вновь играет улыбка.

– Здравствуй, – обращается он к Еве неожиданно густым и низким голосом. – Я Филипп, твой дядя. Должен признаться, у меня никогда прежде не было племянницы, – его улыбка становится слегка озорной. – Надеюсь, я справлюсь с этой работой.

– Меня зовут Ева, – отвечает она, и складки атласного платья, вышитого бисером, струятся вокруг ее ног, словно вода. Она делает реверанс, неуверенно улыбаясь и держась немного чопорно и высокомерно.

– Хелена, – произносит Филипп, поворачиваясь к госпоже Вестергард с родственным приветствием, и она позволяет ему коснуться губами ее щеки. Лильян говорила, что между ними всегда были напряженные отношения: сначала они соперничали за внимание Алекса, а потом наступило вынужденное перемирие ради наилучшего управления шахтами. Вероятно, Филипп был удивлен больше всех, когда здесь, в этом самом доме, огласили завещание Алекса, согласно которому основной владелицей шахт становилась Хелена.

– Пойдем? – жестом приглашает их Хелена, указывая в сторону столовой.

Как только они покидают вестибюль, Якоб входит в коридор, сунув под мышку плащ Филиппа, и я выскакиваю из-под столика, останавливаясь рядом с ним у гардероба. Наши глаза на миг встречаются, и мы ждем сигнала от Лильян. Но его все нет.

А потом открывается дверь во флигель прислуги, и Рая направляется в нашу сторону, неся серебряный графин.