Нить курьера - [38]

Мюллер поднял голову и посмотрел на меня, еще ничего не понимая.

— Нам надо выяснить один вопрос, но уже за пределами этой местности. В связи с этим я хотел бы просить вас высказать свое отношение к небольшому путешествию, скажем, в Каринтию, Штирию или провинцию Зальцбург. Можете ли вы получить для такой поездки небольшой отпуск, всего на три или четыре дня?

— Это все можно, если очень нужно, — не задумываясь, ответил Мюллер. — Но я хотел бы знать, что мне там делать?

— Я отвечу на этот вопрос. Но прежде я должен знать — согласны ли вы на поездку?

— Мы, австрийцы, питаем пристрастие к поездкам. Отказываться от них — значило бы отвергнуть нашу традицию.

— Благодарю. Тогда я открою вам одну тайну, которая имеет прямое отношение к поездке.

Сказав это, я подвинулся ближе к Мюллеру и, угостив его сигаретой, продолжал:

— Советское командование заинтересовано в выяснении судьбы, постигшей некоего, русского по происхождению, полковника Раевского. В свое время он близко стоял к Генеральному штабу гитлеровской армии, но потом оказался в опале. В 1935 году, находясь в Австрии, подвергся аресту и заточению в тюрьму Штайн. С тех пор о нем нет никаких сведений. Но теперь, в самое последнее время, стало известно, что в тот же период и, говорят, что даже в одной с ним камере, отбывал наказание некий врач городской больницы Пфарверфен, арестованный в 1935 году за монархическую деятельность, фамилия которого, к сожалению, осталась невыясненной.

Мюллер слушал внимательно, даже перестал курить. Понизив голос почти до шепота, я перешел к главному:

— Теперь остается одна возможность: поехать в Пфарверфен, найти врача и в беседе с ним добыть нужные сведения о Раевском.

Так, случайно пришедшая в голову фамилия, успешно использованная в беседе со священником, пригодилась и для прикрытия истинных целей поездки Мюллера.

— Советское командование, — продолжал я, — считает излишним придавать официальный характер выяснению судьбы Раевского. Отсюда и просьба к вам выполнить поручение частным образом. Я уже не говорю о полной компенсации расходов, о вознаграждении за труды. Вы согласны?

— Что ж, — сказал он, — остается уточнить подробности.

— С подробностями можно не спешить, — успокоил его я. — Берите отпуск, готовьтесь, а перед самым отъездом встретимся. Начиная с завтрашнего дня, я ежедневно с десяти вечера буду ждать вас в машине у часовни на берегу Дуная. Постарайтесь подойти так, чтобы вас никто не заметил. Не желательно попадать на язык всевозможным сплетникам и болтунам. Надеюсь, вы поняли меня правильно и разделяете эту мысль?

— Конечно. Не беспокойтесь, я сделаю так, что меня никто не увидит.

— Тогда до встречи.

— Спокойной ночи.

Я проводил его до калитки сада, и он растворился в темноте.

Через час мне доложили, что Мюллер, никуда не заходя и ни с кем не встречаясь возвратился к себе домой.

Утром я снова пошел к тюрьме, но теперь уже только для того, чтобы хоть издали показаться Мюллеру. Я полагал, что даже немая связь будет держать его мысли и поведение в необходимом мне направлении.

На третий день он явился в назначенное место, готовый двинуться в путь.

— Итак, если вы помните, — сказал я, как только он сел в машину, — начинать придется с выяснения фамилии врача городской больницы, арестованного в 1935 году за монархическую деятельность. Вокруг этого не следует поднимать шумихи.

Мюллер посмотрел на меня и усмехнулся:

— Я понимаю…

— Постарайтесь отыскать старожила, — тихо говорил я, — швейцара, санитара или даже дворника больницы, и все интересующие нас с вами вопросы выяснить через них. Врач в небольшом городке всем известен и разузнать о нем не так трудно. Если найдутся любопытные, которые заинтересуются целями розыска врача, объясните, что в 1935 году он отбывал наказание в тюрьме Штайн, где вы работали дворником и оказывали ему услуги. Теперь же, прибыв в Пфарверфен проездом, решили встретиться с ним, но, как это часто бывает, из-за давности забыли его фамилию.

Мюллер согласно кивнул головой. Мы ехали мимо большого сада. Сквозь ветви пробивался призрачный свет. Густая трава была в лунных пятнах, в ней то вспыхивали, то гасли огоньки светлячков.

— Если удастся найти врача, — заканчивал я свое напутствие, — расскажите ему о Раевском то же, что слышали от меня, подробно расспросите, что он о нем помнит. Если же врача не окажется в городе, то хотя бы узнайте его фамилию. Это важно для дальнейшего выяснения судьбы Раевского.

Мы подъезжали к вокзалу. Убедившись в том, что Мюллер усвоил задачу, я высадил его возле густого кустарника. Попрощавшись со мной, он вышел из тени.

Ровно через полчаса после нашей, беседы, в глубокую полночь, наблюдая за перроном вокзала, я видел, как Мюллер вошел в вагон поезда, уходящего из Кремса на юго-запад к Пфарверфену. За плечами у Мюллера горбился рюкзак— неотъемлемая принадлежность туриста.

«Счастливого возвращения, старик», — шептал я вслед уходящему поезду.

Хвост поезда растаял в темноте, и мне почему-то стало грустно. Я даже подумал о том, что не стоило водить старика вокруг пальца. Взять и прямо сказать: вот три фамилии, за одной из них скрывается враг, надо разоблачить его, помоги!