Нить - [57]

Катерина немного смутилась, но считала, что нужно договорить до конца.

– Ну… у вас же такая большая мастерская… и такое известное в городе имя. И все эти важные дамы одеваются у вас… и их мужья тоже.

Роза Морено отлично понимала, о чем говорит девочка. Те немногие из посетителей мастерской, кто знал, где они живут, тоже удивлялись. Дела у семьи Морено шли в гору, однако они так и не расстались со своим тесным домом на грязной улочке в старом городе.

– Я тебе объясню, милая. Это очень просто, – сказала Роза. – Мой муж ведет бизнес не только ради себя, но и ради тех людей, что у него работают. Мы нанимаем только лучших портных и швей в Салониках, а потому и платим им больше обычного. – Катерина кивнула, и кирия Морено продолжала: – Многие из них наши родственники, и они так же, как и мы, стараются поддерживать репутацию компании, что носит наше имя. Но, – тут она помолчала, – мы нанимаем не одних евреев, там и несколько греков есть! Мы всегда за этим следим. Раньше еще мусульман было много, мы до сих пор жалеем, что они уехали.

– Наверное, не во многих мастерских столько света и воздуха, как у вас, – сказала Евгения.

– Обычно помещения гораздо меньше, – ответила Роза. – Саул всю прибыль за последние десять лет потратил на то, чтобы улучшить условия, вот и получилось, что вместо большого дома у нас теперь большая мастерская!

– Да и новые швейные машинки, должно быть, кучу денег стоят.

– Да, – подтвердила Роза. – Это крупное вложение, зато все там за ними ухаживают, как за своими. – Она взяла Катерину за руку. – Вот видишь, нам не нужно жить так, как живут наши клиенты. В конце концов, мы же и не одеваемся, как они. – Она показала на свою одежду – широкую юбку и простую блузку, в которых не было ничего от европейского стиля.

Они уже свернули на улицу Ирини. Вот он, еще один ответ: на этой улице никто никогда не смотрел свысока на других, будь то «старые» греки, «новые» греки из Малой Азии, грекоязычные евреи или евреи, говорившие только на ладино.

У всех троих одновременно мелькнула одна и та же мысль. Разве кто-нибудь из них захотел бы поменяться своей жизнью или своим домом с Ольгой Комнинос? Они представили себе ее – неулыбчивую, одинокую, в большом особняке на берегу.

Через неделю Катерина пришла в школу в последний раз. На следующее утро Евгения разбудила ее в половине седьмого. За десять минут она умылась, оделась и собралась.

С колотящимся от волнения сердцем девочка вышла на улицу. Кириос Морено и его сыновья ждали ее в рассветном полумраке.

– Вот и она! – радостно воскликнул Элиас. – Готова? Идем?

С сегодняшнего дня начиналась для Катерины рабочая жизнь, с сегодняшнего дня она стала швеей – модистрой.

– Да, – ответила она с гордостью. – Я готова!

Глава 15

Катерина начала свое обучение под крылышком тетушки Саула – учительницы строгой, но знающей и опытной. Эстер Морено работала в этом бизнесе уже сорок лет – для нее в этом была вся жизнь, так же как и для ее племянника. Она была незамужней и за четыре десятка лет не пропустила ни одного рабочего дня.

Начальная стадия ученичества включала в себя изучение свойств тканей, их преимуществ, недостатков и способов использования: от твида и твила для мужских костюмов до шелка и хлопка для женских платьев. Катерине выдали больше сотни образцов, чтобы она могла поэкспериментировать, попробовать иглы разных размеров, нитки разной толщины и разобраться, какие из них лучше подходят.

– Только когда почувствуешь ткань и иголку в пальцах да увидишь своими глазами, что получилось, тогда и поймешь, что тут годится, а что нет. Когда сядешь шить одежду, ошибаться уже нельзя. Так что уж лучше ошибайся сейчас.

За десятки лет непрерывной работы Эстер Морено хорошо изучила предпочтения клиентов. Ей не хватало чувства юмора, зато она почти всегда оказывалась права, и каждое ее слово было законом для новичков.

Три недели подряд Катерина просидела молча в углу за горой кусков материи всевозможной толщины, от бархата до газа, и прикидывала, что можно сделать с каждой из них, какой толщины нитку, шелковую или шерстяную, лучше брать. До сих пор ей негде было подержать в руках сразу столько тканей разной структуры, качества и плотности. Ничто не могло отвлечь ее от этой задачи.

Потом ее отправили наблюдать за снятием мерок и подгонкой (только дамских нарядов, разумеется), а потом она два дня просидела в цехе раскройки. Вот тут легко можно было разом потерять всю прибыль до последней драхмы. Хорошая ткань стоила так дорого, что ни один сантиметр не должен был пропасть зря. Стоило ошибиться, положить ткань для раскройки не тем концом, или по неосторожности не там щелкнуть ножницами, или неэкономно разместить выкройки – и пропало целое платье.

– Одна ошибка на этом этапе – и одежда нам обойдется дороже, чем мы за нее выручим, – без обиняков разъяснила Эстер.

Катерина взяла со стола громоздкие, рассчитанные на мужские руки ножницы и подумала: хорошо бы ей никогда не пришлось заниматься раскройкой.

Затем был швейный цех, где Катерину встретил оглушительный, хотя и ритмичный, стук машин. Они с Эстер сели рядом за одну машинку, и Катерина провела пальцем по ее холодному, изогнутому металлическому корпусу. Они были настоящими произведениями искусства, эти зингеры, – изящная гравировка на серебряных пластинках, закрывавших механизм, тонко выписанные цветы и листья на корпусе. Эстер Морено показала Катерине, как заправлять нитку и как нажимать ногой на педаль, но Катерину пугало ощущение, что игла бежит куда-то вместе с ней, и она надеялась, что свои дни в «Морено и сыновья» ей не придется провести среди этих машин.