Нисхождение - [7]

«Что происходит? Напиши в отель «Ла Рен» Хаммамет. Люблю тебя. Говард».

Он отправил телеграмму на адрес Си-би-эс[4], во вторник утром, — по крайней мере, это первое, что будет ждать ее на работе. Он пробыл в Тунисе уже две недели без каких-либо вестей от Джона или Ины. Даже Джимми Гоетц, не большой любитель писем, прислал ему открытку с пожеланием удачи. Джимми уехал в Голливуд писать сценарий по какому-то роману. Его открытка пришла в отель «Дю Гольф».

Медленно потянулись дни. Первые два казались невыносимыми, затем Ингхэм мысленно воспрянул духом, а может, просто успокоился, так что время перестало действовать ему на нервы. Он несколько продвинулся в плане сценария, вынашивая в голове четкий план первых трех глав.

Теперь Ингхэм жил в отеле на полупансионе, поэтому съедал свой ленч и обедал где-нибудь на стороне, чаще всего в ресторане «Ше Мелик», приблизительно в километре от Хаммамета. Он мог возвращаться к себе пешком вдоль берега — особенно приятно это было вечером, когда солнце не так припекало, — или же на машине. Довольно дешевый и гостеприимный ресторанчик «Ше Мелик» примостился на террасе, несколькими шагами выше улицы. Виноградник отбрасывал тень на террасу, одним своим концом выходившую к соломенному сараю для скота, где иногда находились дожидавшиеся убоя козы и овцы. Иногда, вместо живых животных, там можно было увидеть развешанные шкуры, с которых капала кровь; над ними роились мухи, и голодные кошки пытались стянуть их вниз. Ингхэму не нравилось смотреть в эту сторону. Самым примечательным в «Ше Мелик» являлись его разномастные посетители. Ингхэм мог наблюдать здесь погонщиков верблюдов с тюрбанами на головах, тунисских или французских студентов с флейтами или гитарами, французских, иногда и английских туристов, а также простых деревенских жителей, которые неторопливо потягивали свою охлажденную розовую воду, сверкали зубами и грызли фрукты до самой полуночи. Как-то раз он взял с собой Адамса. Адамс конечно же бывал здесь и раньше, но не проникся к этому месту такой же симпатией, как Ингхэм. Он выразил желание, чтобы там было почище.

В отеле Ингхэм познакомился с несколькими постояльцами, но они его не слишком заинтересовали. Американская чета пригласила Ингхэма сыграть с ними в бридж, но он отказался, сославшись на неумение, что было недалеко от правды. Был там еще один американец, по имени Ричард Мессерман, рыскавший в поисках приключений холостяк, которому, по его словам, «счастье улыбалось» лишь в отеле «Фурати», в миле отсюда, где он частенько оставался на ночь. Ингхэм отклонил его приглашение совершить экскурсию в «Фурати». Другим его знакомым оказался немец-гомосексуалист из Гамбурга, которому «счастье улыбалось» только в Хаммамете с арабскими мальчиками, хотя и в большом количестве, признался он Ингхэму. Звали его Ганц или что-то в этом роде, ходил он в неизменных белых брюках в обтяжку с ярким ремнем и прекрасно говорил по-французски и по-английски.

Неожиданно для себя Ингхэм пришел к выводу, что Адамс стал для него самой лучшей компанией — возможно, по той причине, что Адамс ничего от него не требовал. Он обращался одинаково дружелюбно со всеми — с Меликом, фармацевтом, с почтовым клерком, со слугами-арабами в отеле и выглядел всегда и всем довольным. Поначалу Ингхэм опасался, как бы он не набросился на него с чем-то вроде христианской науки или розенкрейцерства[5], но прошло почти две недели, и ничего подобного не случилось.

С каждым днем становилось все жарче. Ингхэм обнаружил, что ест все меньше и меньше и немного похудел.

Он послал Ине вторую телеграмму, на этот раз на ее домашний адрес в Бруклин-Хиллз, но ответа по-прежнему не было. Три дня спустя Ингхэм попытался дозвониться до нее после обеда, когда в Нью-Йорке было утро и ей полагалось находиться у себя в офисе. Из-за этой попытки ему пришлось проторчать более двух часов в прохладном от кондиционера вестибюле отеля, но оттуда не могли связаться даже с Тунисом. Линия на Тунис была перегруженной. Ингхэм в глубине души понимал, что это бесполезная трата времени, если только не поехать в Тунис и не позвонить оттуда, что было вполне осуществимо: столица находилась в шестидесяти километрах от Хаммамета. Но он никуда не поехал и не пытался больше звонить Ине. Вместо этого он отправил ей длинное письмо, в котором писал:

«В Африке почему-то необыкновенно хорошо думается. Это все равно как если бы стоять обнаженным в сверкающих лучах солнца перед белой стеной. Кажется, в этом ярком свете невозможно ничего утаить…»

Однако он предпочел умолчать о своем важном открытии насчет того, что он боится влюбиться в нее, и о своем более глубоком чувстве к ней. Возможно, когда-нибудь он коснется этого, лучше оставить пока все невысказанным: как бы она не поняла его превратно и не подумала, что он не испытывает в отношении ее особого энтузиазма.

«Передай Джону: если он не поторопится, я начну писать роман. Что его задерживает? Должен признаться, здесь просто чудесно и не дорого (если нам удастся продать наш сценарий), но мое пребывание здесь становится похожим на каникулы, а я не люблю каникулы… Арабы очень дружелюбны и просты в обращении. Они могут часами сидеть под деревьями, попивая свой кофе или розовую воду. Здесь есть место, похожее на казба