Нищета. Часть 2 - [54]

Старушка онемела от ужаса. Бродар, весь красный от возбуждения, продолжал:

— Да, да, я украл документы убитого. Поймите: жизнь для меня — это война со всеми, потому что все — против меня. Если мне попадется какое-нибудь оружие, какое-нибудь убежище — я должен ими воспользоваться. Эти документы — залог жизни моих дочерей. Посмотрите хорошенько, нет ли на мне следов крови?

Жак провел у старухи весь день; он то болтал с лихорадочной горячностью, то угрюмо умолкал. К вечеру он немного успокоился; его решимость окрепла, как у волка, спасающегося от облавы.

Среди документов покойного было свидетельство о рождении на имя Ивона Карадека, появившегося на свет в Сен-Назере 28 июня 1830 года. Затем паспорт на то же имя; описание примет могло подойти почти к любому человеку, лишь бы цвет волос и цвет глаз мало отличались от указанных. К счастью, глаза у Бродара были черные, как у Карадека, а волосы, брови и бороду, давно поседевшую, можно было выкрасить. Рост тоже почти совпадал.

В рекомендательных письмах мэр и другие лица отзывались о Карадеке, как о хорошем работнике. Его профессия позволяла Бродару укрыться где-нибудь в захолустье: Ивон был шахтером. В Париже он намеревался стать чернорабочим или землекопом. Ни в одном письме не упоминалось о жене и детях, что с одной стороны было удобно, но с другой создавало затруднения.

* * *

В газетах появилась заметка, которая несколько дней оживленно обсуждалась группой тулонских каторжников, по-прежнему интересовавшихся таинственным убийством в каменоломне. Лезорн, закутавшись в одеяло, внимательно слушал:

«Сегодня утром на обочине Анверской дороги, недалеко от Курселя, нашли труп убитого разносчика. Череп несчастного оказался проломленным. Личность его удалось установить с помощью найденного в его одежде паспорта на имя Лезорна, амнистированного каторжника. По-видимому, целью преступления не был грабеж, так как у убитого оказалось шестьдесят франков, а возле него лежал лоток с товарами. Перекупщик с улицы Шанс-Миди, по прозвищу Обмани-Глаз, у которого жил упомянутый Лезорн, заявил, что имеет права на этот лоток и деньги.

Самое странное — то, что убийство было совершено точно таким же способом, как и убийство в каменоломне. Образ действий преступника, его повадка, если можно так выразиться, — в обоих случаях одинаковы. О тесной связи между этими злодеяниями свидетельствует и обнаруженная возле мертвеца дубинка, такая же, какую нашли подле трупа в каменоломне. Однако на этот раз она принадлежала, по-видимому, самому разносчику, что делает это злодеяние еще более таинственным».

«Черт меня подери, — думал настоящий Лезорн, — если я что-нибудь понимаю! Не мог же Бродар сам себя кокнуть по башке? Тут наверняка не обошлось без Санблера. Встретил же Бродар Обмани-Глаза. Значит, ему мог попасться и этот мой закадычный друг…»

И, закутавшись в одеяло, Лезорн наслаждался безопасностью.

Обмани-Глаз, в свою очередь, потребовал объяснений от Санблера. Зачем, вместо того чтобы добыть горяченьких у любого прохожего, он избрал жертвой своего же парня, да еще нужного им? Но Санблер и сам не мог понять, каким образом превратился в Лезорна тот словоохотливый путник, который болтал с Лезорном битый час и которого тот имел глупость упустить?

— Ты, видать, был пьян в стельку! — ворчал старьевщик. — Ясно, что Лезорн, этот хитрюга, успел слямзить сундучок до тебя! Ты укокошил его, болван, думая, что перед тобою — тот простофиля.

Санблер с горячностью защищался; наконец, выведенный из себя упреками Обмани-Глаза, он отправился в морг, где находилось найденное тело. Подозрения бандита подтвердились: убитый не был Лезорном. Однако любопытство Санблера имело скверные последствия. Лицо урода не располагало в его пользу; странным показалось и его изумление при виде трупа. С этих пор за Санблером начали следить самым тщательным образом, а он об этом и не догадывался.

У Бродара не было ни гроша, чтобы увезти дочерей. Он не захотел воспользоваться выручкой от продажи товаров Обмани-Глаза и оставил ее в кармане куртки. Семье угрожала жестокая нужда. Наконец Жак принял смелое решение: взял на руки больную Софи и вместе с Анжелой и Луизой пошел, не таясь, по улицам Парижа, чтобы пешком добраться до ближайшей угольной шахты.

Двадцать франков, которые Гектор дал маленькой Луизе, Анжела вышвырнула, но общими усилиями тетушки Николь, вдовы Микслен и торговки птичьим кормом удалось наскрести почти такую же сумму. С этими деньгами семейство Бродаров отправилось в путь. Анжела хотела взять с собой Клару Буссони, но, боясь быть им в тягость, та под каким-то предлогом отказалась.

С тех пор как горячка Софи пошла на убыль, девочка больше не вспоминала о Розе; напрасно вдова Микслен расспрашивала ее. Но все же несчастная мать твердо решила раскрыть тайну исчезновения дочери.

XXI. Бланш де Мериа меняется

Сообразительность Бланш несколько вознаграждала Девис-Рота за неприятности, причиняемые ему такими служителями Божьего дела, как де Мериа, Эльмина и Николя. Бланш была послушным орудием и умела играть любую роль, какую от нее требовали обстоятельства. Эта несчастная, безнадежно погрязшая во зле, предпочитала пошлой добродетели рискованные похождения и тщетно искала свой путь в лабиринте гнусностей; она проходила мимо них, высоко подняв голову. Бланш обладала по крайней мере гордостью своих предков, феодалов-грабителей, в то время как у ее брата сохранилась только их жадность, еще более отвратительная у человека, опустившегося так низко.