Я кладу ей на колени айпроектор. Она ненавидит эту штуку, но по-прежнему молчит. Только чуть-чуть наклоняет голову, словно бы с сочувствием. И тут я включаю его.
Перед ней возникает Курт Кобейн, одетый в купальный халат и состоящий из мягкого голубого света.
Шарлотта ахает.
— О боже, — вырывается у нее. Потом она переводит взгляд на меня. — Это он?
Я киваю.
Она зачарованно смотрит на него.
— Что я должна сказать? — спрашивает она. — Он говорит?
Я не отвечаю.
Перед лицом Курта Кобейна висят пряди волос. Шарлотта пытается посмотреть ему в глаза. В отличие от президента, которому не удается поймать ваш взгляд, Курт целенаправленно избегает его.
— Не могу поверить, что ты такой молодой, — говорит ему Шарлотта. — Совсем мальчик.
Курт молчит, потом мямлит:
— Я старый.
— Ты правда здесь? — спрашивает она.
— Вот мы и здесь, — поет он. — Развлекай нас.
У него хриплый голос человека, на долю которого выпало много бед. Для Шарлотты это своего рода доказательство его реальности. Она смотрит на меня взглядом, полным изумления и восхищения.
— Я думала, его уже нет, — говорит она. — Просто не верится, что он и правда здесь.
Курт пожимает плечами.
— Я умею ценить только то, чего уже нет, — говорит он.
Шарлотта выглядит ошеломленной.
— Я узнаю эту фразу, — говорит она мне. — Это из его предсмертной записки. Откуда он ее знает? Он что, уже написал ее, уже знает, что собирается сделать?
— Не знаю, — отвечаю я ей. Это не мой разговор, я не хочу в него вмешиваться. Тихонько пячусь назад, к двери, и уже на пороге слышу, как она начинает говорить с ним.
— Не делай того, о чем ты думаешь, — умоляет его она. — Ты не знаешь, какой ты замечательный, не знаешь, как много ты для меня значишь. Пожалуйста, не отнимай себя у меня, — говорит она осторожно, будто обращаясь к ребенку. — Ты не можешь отнять себя у меня.
Она наклоняется к Курту Кобейну, словно хочет обнять его и прижать к себе, словно забыла, что руки ей не повинуются и обнять ими ей некого.
