Нирвана - [3]

- Заходите, прошу вас, - посторонившись, она сделала приглашающий жест. Строкач шагнул в прихожую, слегка зацепив плечом высокую резную тумбочку, покрытую накрахмаленной кружевной салфеткой.

- Не боитесь впускать чужих в дом? - майор почему-то сразу почувствовал расположение к пожилой даме. Было в ней что-то... Он поискал слово, но не нашел.

- А к вам это не имеет отношения. Я ведь жизнь прожила, много чего повидала. Да и чего мне бояться? Сокровищ не накопили, а мебель, - она обвела жестом старинные многопудовые кресла, - кому это может понадобиться?

Она выжидательно умолкла, искоса поглядывая на майора. Строкач кое-что уже знал о ней и о ее сыне.

- Так или иначе, Мария Сигизмундовна, я хотел бы представиться...

- Бог с вами! - старая дама отмахнулась. - У вас же все на лице написано. Как минимум, капитан - ведь верно?

- Майор. Майор Строкач Павел Михайлович, с вашего позволения.

Строкач обежал взглядом большую комнату, заставленную резной мебелью черного дерева. В углах помещались высокие, едва не по плечо, вазы голубого фарфора, между ними - инкрустированный перламутром ломберный столик на гнутых ножках. Слепо мерцал темный экран небольшого телевизора "Сони". Левую стену почти полностью перекрывал толстый ковер мягких пастельных тонов. На нем, в метре друг от друга, висели морской кортик, ятаган и небольшое, причудливой формы ружье.

- Кремневое, - уловив взгляд Строкача, кивнула женщина.

Казалось, ее движение отразилось в до блеска натертом затейливо выложенном паркете. Строкач с удовольствием заглянул в живые, светящиеся умом глаза собеседницы.

- Великолепие, конечно. Подлинная старина. Кстати, а Дмитрий Дмитриевич дома?

- Куда там! С утра в клинике. Он редко бывает днем. По выходным, да и то через раз. А оружие - это не Дима, еще покойный муж собирал. Скоро тридцать лет, как его не стало. Ну, да все там будем... А красота остается, это так. Какие мастера работали, душу вкладывали! Нынешним трудно понять - прагматики: трезвость, расчет в первую голову. А человек должен бежать от этого, стремиться жить сердцем, подчиняться первому движению души. Увы, приходится признать, что наше поколение было в гораздо большей степени идеалистами... Так что сегодня, в трезвую и холодную эпоху, нам остается одно - наши дети. В них наше достояние, наша жизнь. Дима... он ведь радость несет людям. - Она с гордостью посмотрела на фотографию на стене в простой деревянной рамке, глаза ее затуманились.

Высокий, чуть лысоватый мужчина в белом халате держал перед собой пухлую книгу с иероглифами на обложке. Проницательным мягким взглядом мужчина смотрел, казалось, сквозь книгу в лицо кому-то незримому - доброму собеседнику, понимающему слушателю.

Лицо его было одухотворенным, словно у вдохновенного проповедника.

Дмитрий Дмитриевич Хотынцев-Ланда был в городе широко известен. По слухам, многие обязаны были ему если не полным исцелением, то улучшением состояния, а уж семейные и иные психологические проблемы доктор щелкал как орехи. Обычно прием велся в клубе завода "Металлист", и развешанные по городу афиши и рекламные объявления в прессе не уставали напоминать обывателю об этом.

Не забывал Дмитрий Дмитриевич и о здоровых: кажется, речь шла о занятиях какой-то разновидностью йоги, о совершенствовании тела и духа. Впрочем, сам Строкач был еще недостаточно совершенен, чтобы различать нюансы высших учений о тонких космических энергиях. Хватило бы времени для решения земных проблем! Так и сейчас - нельзя было дать следу остыть, нужна была зацепка, ниточка...

- Итак, никого, кто бы заходил сегодня к Минской, вы не видели? Строкач повторил вопрос для порядка, уже собираясь уходить.

Женщина перебила его - вопрос прозвучал уже трижды.

- Ну я бы с удовольствием, Павел Михайлович, но, увы, выхожу очень редко. Этажом ниже живет подруга, видимся раз в день, когда гуляем с собаками. Она и сейчас внизу, на скамейке, я из окна видела. Она для вас клад - все знает, все видит. Ее легко узнать - Октябрина Владленовна видная женщина, в молодости красавица была - заглядение.

Женщину у подъезда Строкач приметил. Стройная для своих лет, с тяжелой каштановой косой с проседью и спокойными величавыми чертами северорусского типа.

Но с нею сейчас должен был работать лейтенант Родюков, а Строкач уже звонил в третью квартиру четвертого этажа, дверь которой располагалась у последних ступеней лестницы.

Дверь стремительно распахнулась. На пороге стояла ослепительная голубоглазая блондинка во всеоружии неполных двадцати лет. На лице ее блуждала тревожная улыбка.

"Наверное, уже знает, что случилось, - подумал Строкач. - Почему? Ведь вахтер уверяет, что никому ничего не сообщал".

- Мы могли бы поговорить и здесь, - сказал майор, отрекомендовавшись, - но вопрос серьезный, потребуется время. Ваша соседка убита.

Взгляд девушки заметался по соседским дверям, вопросительно остановился на майоре.

"Значит, все-таки не знает. Тогда почему испуг?" Впрочем, он знал, что странности в поведении женщины могут объясняться даже микроскопическим пятнышком на любимой блузке или попавшимся на глаза постороннему предметом туалета.