Ниоткуда с любовью - [7]

- Ладно, пошли. Просто… блин, как можно быть такими самодовольными, псевдоумными, самолюбивыми…

- А ты представь, что они о нас говорят, — усмехнулся, перебивая его Миша.

- Да что они могут говорить?

- Самолюбивые, самодовольные физиономии без намека на хоть какие-то проблески разума! — Полина вылетела из театра, едва не прихлопнув дверью Ирму. — Я откажусь. В следующий раз просто не пойду, вот увидишь!

- Не сможешь, — Спокойно откликнулась Ирма, осторожно закрывая тяжелую дверь и сбегая вслед за Полиной по ступенькам. — Тебя недавно приняли на работу. Такого ты себе еще не можешь позволить.

- Черт бы все побрал!

- Ну что ты злишься? По-моему сегодня все было вполне мило.

- Особенно мило было чувствовать, что их там было не меньше пятнадцати человек, а мы с тобой были вдвоем.

- И беседовала с ними ты одна… да, неравное преимущество, согласна, — протянула Ирма, догоняя ее. Полина все еще злилась, вышагивая по весенней мартовской улице. Снег недавно растаял, и чистая земля сияла, будто только что вымытая дождем.

Полина всегда так ждала весну… Но эта выдавалась пока не самой веселой. Черная полоса накрыла с головой, как будто ее девятнадцатилетие принесло с собой какие-то невозвратимые потери и разрушения. Полина еще хваталась за соломинку, надеясь, что это ей кажется — еще недавно она совсем не верила в существование каких бы то ни было полос, безостановочно острила, развлекая публику, и изображала тех, кто прикрывался, будто флагами, черно-белыми цветами в жизни. Но уже очень многое убеждало ее в обратном.

— Боже, ну зачем меня понесло? — Полина провела ладонью по лицу. — Черт меня дернул заговорить вообще!..

- Эй, — Ирма неожиданно подхватила ее под локоть, — смотри на все это легче. Ну подумаешь, эти студентики-актеры не умеют адекватно реагировать на критику!.. Это не твоя проблема, а их. Зато ты с полным правом можешь написать о них в газету все, что ты считаешь нужным!

Полина усмехнулась. Видя, что подругу этот аргумент не убедил, Ирма еще энергичнее тряхнула ее руку:

- А если и нет, забудь обо всем этом. Оглянись по сторонам — сейчас весна, мы в отличном городе, нам девятнадцать и мы можем делать все, что захотим! Как там говорится? Не вышло это, выйдет что-то другое!

Полина не могла удержаться от смеха, искоса глядя на подругу.

— Иногда ты напоминаешь мне счастливого американского тинейджера!

- А зря! — пританцовывая на месте, пропела Ирма. Они перешли через дорогу на другую сторону проспекта, и неожиданно заработало уличное радио.

Они остановились на секунду, слушая, а потом одновременно двинулись с места и запели хором, не отставая от припева:

- «And I'll survive, I will survive. Hey hey»

И побежали по улице, разгоняя голубей с Центральной площади.

— Вот видишь, — на бегу прокричала Ирма. — Американские тинейджеры и понятия не имеют о счастье!

* * *

Вечер

Если бы вчера Полину Орешину спросили, что она не любит больше всего на свете, она бы ответила, что не любит хамство, ранние приходы домой и запах ароматических свечек.

А сегодня Полина уже затруднялась с ответом.

После интервью с театралами они с Ирмой заскочили в любимую кафешку — поужинать, затем Полли поехала на курсы по английскому, а уже оттуда зашла в магазин, поругалась по телефону с мамой, находящейся в Венгрии на гастролях, и пешком пошла домой через Центр. Она сделала несколько лишних кругов, чтобы не проходить мимо Драмтеатра, в котором так «выступила» с утра, но вся проблема была в том, что театр находился в квартале от ее дома, и не пройти мимо него было проблематично. Ей унизительно казалось, что студенты все еще стоят у дверей и обсуждают сегодняшнее интервью, хотя в глубине души она понимала, что все это ерунда и больше похоже на выдумки ее больного сознания.

Город напоминал огромный суетящийся муравейник. Люди в нем гомонили и суетились, разбегаясь по своим делам. И совсем-совсем не обращали внимание на тех, кто рядом. Ну, может быть, исключая близких людей. Очень и очень близких.

И Полина, подумав об этом, неожиданно рассердилась на саму себя — почему она должна зависеть от кого-то — тем более, от актеров? Тем более ее ровесников!

А это значит, что она может и должна пойти домой своим обычным путем — мимо Драмтеатра. Закинув сумку на плечо, Полина резко свернула на знакомую улицу, а потом еще раз — к Драму.

И естественно, едва она с гордым видом прошагала половину улицы, из театра высыпали все актеры, с которыми она беседовала несколько часов назад.

У них, видимо, только что закончились занятия. Или репетиция. Или…

Какая, к черту, разница?

А ведь, действительно, какая?

Полли поправила сумку на плече и зашагала мимо. Как назло, улица была полупустынной. Актеры что-то бурно обсуждали, остановившись на ступеньках. Размахивали руками, доказывали… Вниз полетели сумки, кто-то уже усаживался поудобнее. Полина все подходила и проклинала эту дорогу за то, что она никак не может закончиться.

Ее заметили. Голоса постепенно стихали, а к тому моменту, как ее позвал жизнерадостный Миша Яковинцев, уже воцарилась полная тишина.

Полина сделала вид, что не услышала.

- Полина! — повторил голос. Девушка повернула голову и вместо Яковинцева пересеклась взглядом с самым ярым противником журналистов — Родионом Расковым. И в тот же миг, когда он усмехнулся и отвел глаза, до нее совершенно явственно дошло, что не может так больше. Эта напряженность должна закончиться, иначе она просто не сможет работать. И отчасти, может быть, из-за этого, она остановилась и нехотя направилась к компании.