Ниоткуда с любовью - [17]

- Ну как, — улыбнулась она, и в этой улыбке было что-то больное. — С сердцем проблемы… Но с ней это давно, с детства. Так что…

Так что… так что… так что…. Это ничего не меняло. Даже если проблемы были давно.

- Вот здесь направо, — неожиданно заявила Маша, мешая ему как-то высказаться еще. — И все. Мы приехали.

Олег заглушил мотор, и они еще посидели в тепле салона. Пусть февраль кончился и в права вступала весна с тающими сосульками и постепенно сползающим снегом, но вечера в городе были все еще довольно-таки промозглыми и мерзкими.

- Маш… я хотел сказать…

- Да? — она повернула голову и посмотрела на него. Больше всего его бесило то, что она старается не смотреть ему в глаза. Так было и сейчас, так будет и потом, когда она будет расстроена из-за него или зла, и когда у нее просто не останется сил видеть его, а гордость не позволит разрешить ему читать ее, как открытую потрепанную книгу.

И потом… никто из них толком так и не понял, что произошло, но только, взглянув в его глаза, Маша четко осознала: что бы там ни было, этого она не может сейчас слышать. Одно она знала определенно — это были явно не слова о работе, а для всех других тем она просто была не готова. Поэтому она отвернулась и, глядя в спасительное лобовое стекло, проговорила:

- Простите, Олег Александрович, но мне нужно идти. Можем мы…

- Можем, — согласился, отстраняясь, Олег. — До свидания.

Это «вы», которое поставило между ними границу, подействовало на него отрезвляюще и он в который раз за последнее время напомнил себе, что она его стажерка.

Если честно, Олег толком так и не знал, что хотел сказать, но облегченно вздохнул, когда ничего говорить так и не пришлось: он был уверен, что в любом случае наломал бы дров.

А пока она неслась к своему подъезду, стараясь не поскользнуться на все еще ледяных ступеньках, он думал о том, что все правильно, все так, как надо.

Потом… потом будет все. И долгие разговоры о работе, намеренно о работе, лишь бы не сказать чего-то еще, казалось бы, лишнего; и избегание друг друга; и незапланированные встречи, те самые, в которые не удается скрыть искренних эмоций; и болтовня о любимых книгах, фильмах, скрашивающие те десять лет, что стояли между ними. И все это… вплоть до того вечера, когда после всех «за» и «против», всех решительно сказанных «нет», раздумывать больше было невозможно.

* * *

Март, 7-е

Вечер-ночь

Все было странно. Очень… странно.

Другого слова Маша и не смогла бы подобрать. Странной была квартира — совсем не подходящей Олегу. Квартира из прошлой жизни, в которую не хочется возвращаться. Так бы она это определила для себя. Но… не сказала вслух.

Сначала все было в порядке. Ничто не предвещало беды. Они выиграли очень серьезный тендер и утвердили свое право на придуманный ими проект. Серьезные победы у Красовского было принято отмечать по-крупному, и эта победа не стала исключением. Поэтому работа в этот день была свернута раньше, и вся шумная толпа закатилась в любимый Красовским ресторан. Это было место возле набережной, в котором их всех давно знали и любили, в которое они, видимо, не раз приезжали отмечать удачные сделки.

Пока сдвигали несколько столов, заказывали, вскрывали шампанское, произносили тосты, галдели — Маша сидела, притиснутая с одной стороны к своему напарнику Игорю, а с другой к бухгалтерше Ирине. Напротив нее ее наставник Михаил и вторая заместительница Красовского Елена облепили своего босса с обеих сторон, наговаривая ему что-то восторженно-высокомерное. Красовский что-то отвечал в ответ, бесконечно шутил, крутил сигарету в пальцах, видимо, чтобы хоть чем-то занять руки. На Машу и прочих сотрудников он не смотрел.

С каждой минутой настроение Маши все больше портилось, при этом совершенно непонятно почему. Разговоры казались ей все менее интересными, а шутки все менее смешными, и в тот самый момент, когда она уже хотела откланяться и потихоньку уйти, у нее зазвонил телефон. Она вышла поговорить на застекленную террасу — звонила мама, которая напоминала, что с сегодняшнего дня она снова работает в ночную смену. Пока Маша спорила с ней на тему посещений своей сестры (вечный их камень преткновения, ведь ее мать считала, что Женьке вредят слишком частые приходы Маши), терраса была пуста — только парочка посетителей курила в отдалении.

Маша стояла в стороне и смотрела в стеклянное окно, за которым раскинулось темное бушующее море. Это был пейзаж, знакомый до зубного скрежета, и море с каждым годом все больше и больше становилось для нее непроходимой стеной, непреодолимым барьером. Она никому не говорила, что стала все это ненавидеть.

— Похоже, сегодня небеса решили обрушить на нас свой гнев, — раздался позади Маши знакомый задумчивый голос, пробравший до дрожи. — Интересно, за что, ведь мы не совершили ничего плохого, наоборот, хотим сделать для людей что-то хорошее.

Маша быстро повернулась.

Похоже, Красовский решил-таки выкурить свою разнесчастную сигарету.

— Это все глупости, Олег Александрович, — произнесла она. — Поверье гласит, что дело, начатое с дождем, будет успешным.

— Ты думаешь, будет дождь, Мария? — усмехнулся он. — В марте?