Никудышный - [22]

В это время Саня доставал из стога солому. Он увидел, как Людка направляется к нему вместе с Феней и обе улыбаются похабной улыбкой.

— А мы сейчас с тебя штаны-то сдернем и поглядим, что там за штуковина неработающая, да и починим тебе ее.

Намерения Людки были откровенно понятны. Она остановилась прямо перед ним и вместе с Феней, протянули к нему четыре руки.

Саня, развернул вилы острием назад, чтобы не поранить охальниц и черенком ткнул в пузо нахальной бабенке так, что она опрокинулась на землю, увлекая за собой товарку. Хохот прекратился. Но злобный Людкин взгляд был хуже смеха.

Саня понял, что нажил лютого врага и сегодняшняя сцена этим не закончится.

С этого дня две подруги его больше не замечали и не приставали с разговорами сексуального порядка. Прошло более двух недель и все, забыли о «шутке» вдовушек.

Вскоре позвонили в совхоз из больницы и попросили приехать за Степанидой. Ее выписали. Директор дал ему свой газик и он привез Степаниду домой.

Только теперь Саня понял, что значит быть, беспомощным человеком. Ему пришлось на руках вносить в машину и выносить из нее сухонькую, казавшуюся лишившуюся веса Степаниду. Она держалась за его шею, пока он нес ее в дом. Осторожно положил на кровать, подготовленную заранее, раздел ее, укрыл одеялом.

— Как теперь мы с тобой жить будем, сынок? — проговорила казавшаяся старухой женщина, хотя ей было всего пятьдесят лет.

Всхлипывая, вытирала слезы и неожиданно спросила:

— Может ты не захочешь теперь у меня жить, я не буду в обиде, кому нужно за инвалидом ухаживать. Ни ноги, ни руки не слушаются.

Он присел перед ней на корточки и сказал неожиданно для себя ласково:

— У меня никого нет кроме вас, как же я вас оставлю? Будем жить как и жили. Я буду работать, хозяйство вести и за вами ухаживать.

— Обидно, — заплакала она навзрыд, — свои дети есть, а ухаживаешь ты за мной. Надо бы отписать сыну и дочери, что я больна. Может приедут, да к себе заберут, чего тебе с колодой возиться, ни на что непригодной. Я ведь даже картошку почистить не могу, в нужник сходить. Ты, Саня сходи к фельдшеру, она у нас молоденькая, но хорошая, может посоветует как быть с такими делами, как по нужде справиться.

— Зачем нам с вами фельдшер, — ответил Саня. — Вы с кровати сползти без меня сможете, пока я на работе, а я потом все вынесу.

— Не хватало парню молодому за мной горшки таскать, — убивалась Степанида.

— Если вопрос только в этом заключается, то считайте, что мы его с вами решили.

Первые дни как — то было стеснительно вынужденное ухаживание за тяжело больной, а потом все стало на свои места и вошло в привычку. Самый главный вопрос был разрешен.

Готовил Саня щи или борщ, что получится, на три дня. Когда-то сын привез родителям в подарок холодильник «Бирюса» и он работал безотказно. Утром Саня быстро варил кашу или молочный супчик, чай заваривал, благо была газовая плита под привозные баллоны. Правда цену задирали доставщики, но зато удобно было наскоро приготовить любое блюдо. Была еще духовка электрическая, но Саня не пользовался ею, так как не освоил выпечку и запеканки.

Рано утром зимой перед работой он подставлял на стул у кровати еду, а потом в обед прибегал, убирал грязную посуду, разогревал заготовленные заранее первые блюда. Вторых у них не было. Они довольствовались молоком с хлебом, вареным яйцом, чем попроще. А на ужин картошку жарили или варили, ели с капусткой, огурцами, грибами солеными, заготовленными еще Степанидой. Мяса свежего пока не было, только засоленное и сало. Но были по воскресеньям курица или петух. Саня едва научился отрубать им головы.

Его убивало то, что сначала он их ласково прикармливал, разговаривал с ними, а потом по предательски, «тяп» и голова с плеч. Но человек привыкает ко всему, даже к тому, к чему бы он не хотел привыкать.

Наступил март с его ярким солнцем и весенними паводками, а на пригорках появились подснежники. Стало веселее жить на свете. Весна вселяла надежду в то хорошее, которое всю жизнь ждали люди, но оно почему-то не находило дорогу к ним.

Однажды Саня пришел домой с работы и увидел у стола женщину лет за двадцать с гаком, завитую, модно одетую, с сигаретой в руках. Рядом с ней на стуле сидел мальчик лет трех.

— Дядя, ты кто? — спросил малыш, подбегая к нему.

— Я Саня, а ты?

— Колюнька. А это мама Света.

Светлана подставила стул и кокетливо спросила:

— Может в этом доме угостят чем-то покрепче чая?

— Бесстыдница, — проворчала мать. — Это ты должна угостить моего кормильца. Не он бы так и померла, и вы бы не узнали об этом.

— Ну ты, мать наговоришь тоже. Живи себе.

— Да как жить, коли ноги не носят, руки не работают? Кому я нужна? Ты глаз не кажешь. Надолго приехала?

— Не знаю, как телеграмму от Семена получу.

— Какого Семена? — удивилась мать. — Твоего мужа зовут Федором.

— Федор был, да сплыл. Теперь Семен. Геолог, я с ним в партию собираюсь пойти. В лес на полгода.

— А сын?

— Тебе оставить хотела.

— Да куда ж мне, если за мной самой уход требуется.

— Он уже большой, сам за собой ухаживает.

— Ухаживаю, — подтвердил Колюнька.

— Горе ты мое, — заплакала мать.

— Всего полгода. Одного мужика отпускать нельзя. Забалуется.