Никто об этом не узнает - [36]

Вот сам Явницкий мог себе позволить уйти, когда ему что-то не нравилось, и никто не сказал бы — слился. А Ренат, если он уйдет, все сочтут, что помчался за «хозяином». Макс этого не понимал, не хотел понимать.

— Ну что, Мансуров, готов рискнуть или сольешься? — не отступал Стас.

Ренат нерешительно взглянул на Кирилла, на Лужина. Те молча пожали плечами, но, судя по лицам, оба явно не желали уступать.

— Ну и кто тогда из нас боится? Кто трепло? — презрительно скривился Стас. — Или ты в себе не уверен?

— Ты за меня не волнуйся, — вдруг с вызовом ответил Ренат. — Что ты предлагаешь?

— Предлагаю забиться: кто из нас двоих первым чпокнет доярку, скажем, за три недели от сегодняшнего дня. Но только никакого насилия. Она сама должна согласиться, иначе незачет.

— Почему именно три недели?

— Цейтнот обостряет ощущения, — осклабился Стас. — И если б я спорил с Явницким, то срок бы выставил не больше недели. Это для тебя такая поблажка. Но еще раз повторяю: с ее стороны все должно быть добровольно. Сама пришла, сама отдалась…

— Да понял я. Я не понял, как ты проверять будешь. Например, скажу тебе через неделю, что я ее чпокнул, а сам даже не подходил к ней…

— Не-не-не! Скажу — не скажу тут вообще не катит. Только реальный пруф! Либо съемка онлайн, либо свидетели. Ну так что, Мансуров, готов покорять колхоз?

— Было бы что там покорять, — буркнул Ренат.

— Ну все тогда, забились. У нас с тобой есть три недели.

— А нет мысли, что Явницкий-старший, если узнает, устроит нам армагедцец?

— Пфф, — хмыкнул Стас. — Во-первых, откуда он узнает? Она ему, что ли, прибежит и расскажет: «Ах, папа, я отдалась негодяю»? А во-вторых, помнится, говорили, что батя на нее класть хотел, лишь бы пресса угомонилась. И Явницкий этого не отрицал. И вообще, что-то вас не сильно этот момент тревожил, когда сами ее гнобили. Так что, Мансуров, отмазка так себе. Скажи лучше, что реально очкуешь.

— Да не дождешься, — хорохорился Ренат. Не накурись он урок назад, наверняка покорно шлепал бы сейчас за Максом, но сейчас взыграла кровь. — Давай.

— Мансуров, растешь на глазах, — удивленно и одобрительно протянул Шилов. — Ну, о’кей. Пацаны, все слышали? О! Самое главное чуть не забыл. Пари-то на желание.

— Какое еще желание? — нахмурился Ренат.

— Ну а ты как хотел? За просто так я метать бисер перед свиньями не собираюсь. Должен быть приз, и приз стоящий. Иначе смысл барахтаться?

Стас хитро прищурился.

— В общем, тот, кто проиграет… м-м… на следующий же день прям с утра в классе при всех встанет перед победившим на колени и… поцелует ботинок.

— Ты, Шило, и впрямь больной! — охнул Мансуров.

— А ты как хотел? Прокукарекать или Аллочку послать? Оставь эти забавы для детского сада. У нас серьезный спор, так что и на кону должно стоять что-то реально приятное. Раз уж придется притворятся перед этой дояркой, да еще у всех на глазах, так хоть пусть компенсация будет достойной.

Все уставились на него выжидающе. И яснее ясного — свернет сейчас и потом не отмоешься. На всю школу прозвонят треплом и трусом.

— Ладно, Шило, — вздернул подбородок Ренат. — Только целовать ботинки придется тебе.

— Вау-вау, уже страшно, — хохотнул Стас. — Это мы еще поглядим!

— А если через три недели никто ее не прикатает?

— Тогда берем овертайм, — пожал плечами Шилов, — только я бы на твоем месте на это не рассчитывал. Еще ни одна телка мне не отказывала и за меньший срок. А у меня были телочки не чета вашей колхознице. И еще одно: если кто из вас, в том числе и ваш драгоценный Явницкий, проболтается про наш спор, то ты, Мансуров, автоматически проиграл, даже если я не успел еще ей вдуть. Ну… То же касается и нас, — он обернулся к «бэшкам». — Но только я вот за своих спокоен.

Ренат вышел из раздевалки с таким чувством, будто подписался на казнь, несмотря на то что Кирилл с Ником его всячески подбадривали и подхваливали. Типа крут. Угу. Только от этой крутизны сейчас живот сводило. И главное, он сам не мог понять, как вообще так вышло. Шли вроде просто бить Шилова, а в итоге… В итоге получилось то, что получилось.

Вопросы разрывали голову. Еще и мозги, разморенные травкой, еле работали. Какого черта он курил? Сейчас бы не встрял так по-дурацки. А он именно встрял — это Ренат осознавал вполне отчетливо. Во-первых, как к этой Алене подкатывать? Ну да, были у него девочки. Девочка, точнее. С опытом Макса, конечно, сравнения никакого, но все же никто от него так уж не шарахался, как, допустим, от Ника. Даже наоборот, замечал интерес к себе…

И все равно это ужас какой-то! Он ведь даже не представляет, как к ней, к Алене этой, подступиться после той знаменательной встречи в первый ее день.

Ну а во-вторых, хочешь не хочешь, а придется Максу обо всем рассказать. Как он отреагирует — даже гадать не надо. Уже заранее больно. И все равно сказать ему нужно. Лучше уж сразу, чем оттягивать. Повиниться, покаяться. Ведь этот самовлюбленный идиот так любит, когда перед ним пресмыкаются и лебезят, даже вон Ника простил.

«Ничего, не переломлюсь, и язык не отсохнет», — решил Ренат, набирая номер Явницкого.

— Ты где, Макс? — спросил, с недовольством заметив, как все внутри поджалось в ожидании. — На парковке? Жди меня. Сейчас буду!