Никто об этом не узнает - [34]

— Максик, — зашептала Кристина, когда он сел на место, — это правда, что ли?

— Правда, — зло бросил он. А какой теперь смысл скрывать, если эта дура все разболтала? — И что?

— Да нет, ничего, — промямлила Кристина, выдержав паузу, весело добавила: — Все равно ты круче всех.

Историк тщетно распинался у доски — никто его не слушал. Всех взбудоражила эта новость и стычка между Явницким и Шиловым.

* * *

— Блин, я в шоке до сих пор, — выдохнув облако дыма, признался Ренат. — Ты сам давно в курсе?

— Всегда знал, — процедил Макс.

Оба сидели в импровизированной курилке — небольшом закутке рядом с лестницей, ведущей на чердак. Всех остальных, кто совался сюда, они гнали прочь.

— Офигеть! А почему ты мне-то об этом никогда не рассказывал?

— А смысл? Что бы это изменило?

— Ну так-то ничего, конечно. Но сейчас я бы не офигевал так сильно.

Максиму казалось, что все они, даже лучший друг, смотрят на него теперь совсем другими глазами. Нет, из своих никто ничего не высказывал, наоборот, подбадривали: «Забей!» Но их отношение к нему все равно переменилось. И вроде не понять, в чем оно выражалось конкретно, однако это чувствовалось. «Бэшки», сволочи, и вовсе троллили исподтишка. Вроде и не ему в лицо, а в разговоре между собой отчетливо произносили: «Ублюдок… Ублюдок…» Он срывался, но те лишь делано хлопали глазами: «Ты о чем? Тебе послышалось». А сами в хохот. Свои обычно вставали за него горой, но тут как-то примолкли. Ни тебе поддержки, ни участия.

«И плевать», — говорил себе Максим, хотя на деле, конечно, не плевать, совсем не плевать. И в сердце будто заноза свербела.

Однако больше всего убивало его даже не то, что все узнали их маленькую и постыдную семейную тайну. Гораздо больнее ранило то, что об этом разболтала Шилову именно она. Алена.

Всякие умные и псевдоумные цитаты из статусов и вконтактных пабликов он особо не читал, а если попадались, то кривился или высмеивал, а тут вдруг вспомнилось недавно встреченное: «Держишь всех и вся на расстоянии вытянутой руки, а потом возьмешь и рядом с каким-то человеком руку опустишь. И страшно, и жутко, и весело. Стоишь без щита и доспехов, улыбаешься, смотришь в глаза и думаешь: „Ударит или нет?“ И он бьет».

Так глупо и так, оказывается, жизненно…

Но, черт возьми, зачем она это сделала? Ведь просил же. Зачем? Бездумно? Случайно? Или намеренно, в ответ на его прошлые выходки? Да в общем-то, не так уж и важна причина. Ничто не оправдает простого и убийственного факта: она подло и мелко предала его доверие. Черт! Да она единственная, кому он открылся. А он еще, дурак, ругал себя за грубости и гадости, что наговорил ей поначалу. Полночи после их поцелуя не спал, думал, терзался, как загладить вину свою, что бы такого хорошего и особенного для нее сделать…

— А кто, как думаешь, Шилову рассказал? — выдернул его из горьких раздумий Ренат.

— Да тут и думать нечего. Дура эта растрепала.

— Алена? — удивился Ренат. — Она знала?

Максим отвел взгляд в сторону. Ответил не сразу.

— Да я сам ей сказал.

— На фига?!

— Да само как-то… Спьяну, — пожал плечами Максим. — Но я ее по-человечески попросил, чтоб никому. А она мало того что растрепала, так еще и нашла кому! Собственно, чего удивляться, если она и про отца тогда всем растрезвонила.

— Вот овца, — сокрушенно пробормотал Ренат. — Наказать ее надо за такой косяк. Кстати, а с Ником что делать будем?

— Ай, да пошел он! Мне в свете нынешних событий вообще на него положить.

— А с этой как поступим?

— Пока не знаю, — вздохнул Максим. — Я как-то в ступоре пока. Давай я сначала с Шиловым разберусь, а там и до нее очередь дойдет.

— Вот, кстати, насчет Шилова. Давай или я с ним буду биться, или ты сам, но потом. И вообще, ты же уже вломил ему.

— Мало вломил. И правая-то у меня годная.

— Ладно, — хмыкнул Ренат. — Пошли уже, Однорукий Джо, звонок вроде был.

На уроках Максим старался не смотреть в сторону Шилова и Алены. Но все же несколько раз поймал себя на том, что невольно наблюдает за ними. Еще и прислушивается. Потом психанул, даже карандаш сломал. Сволочи!

Все это настолько выбило почву из-под ног, что Максим никак не мог собраться с мыслями и включиться в занятия. Находился в какой-то прострации. По алгебре, как назло, навязали тест. Но тут выручил Ник Лужин, который уж и не знал, как еще замолить свои грешки, — сделал оба варианта: себе и Максиму.

* * *

После уроков, как и договорились, собрались в мужской раздевалке. Спортивный корпус стоял обособленно от гимназии, хотя и сообщался переходом с основным зданием, но редко кто сюда заглядывал без особой надобности. Разве что уборщица. И что еще удобно — раздевалка запиралась изнутри, поэтому все разборки и выяснения отношений обыкновенно устраивали именно там.

Максим пришел с Ренатом. Кирилл Ладейщиков и Лужин увязались следом. Шилов тоже явился не один — привел за собой бэшек.

Драки, однако, не получилось. Шилов неожиданно заявил, что покалеченных не бьет. Так и сказал:

— Не буду я с тобой, Явницкий, драться. Не по-пацански это — бить калек.

— Ты сейчас сам калекой станешь, — начал закипать Максим, хотя, в общем-то, запал у него тоже поиссяк. Это утром гнев его подстегивал, а сейчас накатила такая опустошающая, черная тоска, что хотелось одного: замкнуться в себе, никого не видеть и не слышать. Казалось, он говорил, ходил, что-то делал исключительно на автомате.