Никто не видел Мандей - [86]

– Мандей была рьяной читательницей. Она буквально проглатывала те книги, которые задавали на лето. И всегда была готова помочь нам расставить сданные книги по местам…

– Эта девочка навсегда в моем сердце, она неизменно помогала старой больной женщине…

– Мандей и Огаст летом вместе посещали занятия по плаванию. Они всегда улыбались – и невозможно было не улыбнуться в ответ…

Мисс Валенте, дрожа, вышла на возвышение; ее лицо было красным, макияж потек. Она обводила взглядом ряды, пока не заметила меня – и слабо улыбнулась, прежде чем начать.

– Мандей была умной, сообразительной, веселой, мудрой не по годам, всегда отличалась любопытством и жаждой жизни. Одна из моих лучших учениц по английскому языку, одна из самых верных и заботливых подруг среди всех, кого я знаю. Я никогда не встречала девочку, которая в столь юном возрасте была бы способна на такую неистовую любовь. Для меня было честью преподавать ей.

Пастор завершил службу, и хор запел другой гимн. Джейкоб Миллер встал и медленно вышел вперед, чтобы положить в гроб Мандей одну-единственную розовую розу. Фотоаппараты щелкали так часто, что это напоминало тиканье часов. Позже его фотография с безупречно отрепетированным плачущим лицом появится на обложке журнала «Тайм». Хор выпевал хвалу Всевышнему, но я слышала только жужжание.

БЗ-З-З-З-З.

Мама, сбитая с толку этим представлением, сжала мое плечо.

– Ты не хочешь ничего сказать? – прошептала она.

Я покачала головой – нет.

* * *

Когда только-только просыпаешься от кошмара, то ищешь, за что уцепиться, – что-то, что может вернуть тебя в реальность. Поэтому каждое утро, после того как нашли Мандей, я смотрела в окно на библиотеку, ожидая, что она превратится в пещеру, полную плотоядных грызунов. Только убедившись в том, что здание остается аккуратным параллелепипедом, откидывала одеяло, вылезала из постели и начинала новый день. Но каждый шаг давался мне труднее, чем предыдущий.

Моя зубная щетка весила тысячу фунтов, расческа обдирала кожу головы, а принятие душа превратилось в ненужную роскошь. От запаха овсянки меня тошнило. Сама идея о школе вызывала такой ужас, что в груди спирало, и я сидела на полу в ванной, пока ко мне не возвращалась способность дышать. Я спала весь день и просыпалась только для того, чтобы посмотреть очередной выпуск новостей – в них в основном показывали ту же самую фотографию Мандей, которая была на футболке Типа Чарльза.

Моя лучшая подруга, моя вторая половинка была мертва.

«Ты была права», – снова и снова твердил мне внутренний голос, пока я сползала вниз по лестнице. Но моя правота не давала ни капли того удовлетворения, на которое я надеялась.

Как-то утром я вошла в гостиную и включила телевизор на канал местных новостей. Бесконечные репортажи о смерти Мандей, интервью со специалистами и свидетелями.

– Горошинка, мне кажется, ты слишком много смотришь телевизор, – сказала мама. – Это не очень хорошо для тебя.

Я пожала плечами и переключила на канал Си-эн-эн. Они тоже освещали историю о детях, найденных в морозильнике.

– Как насчет обеда? – предложила мама. – Может быть, сходим в кино попозже? Или просто погуляем? Что скажешь?

Я покачала головой и укуталась в красный плед, стараясь укрыться им как можно плотнее.

– Тело Мандей Чарльз в данный момент заново обследуется на предмет возможных сексуальных травм после того, как свидетель заявил о случаях, происходивших за пределами ее дома…

Папа вихрем слетел со второго этажа.

– Хватит! – Он рванул телевизор с такой силой, что в стене остались дыры, и уронил его на пару старых колонок. – С меня достаточно!

* * *

Несколько недель спустя я застала маму в кухне: она жарила свиную вырезку и варила капусту, противень с макаронами и сыром уже стоял в духовке, а в упаковке для перевозки красовался ананасовый кекс.

– Сегодня мы собираемся навестить Эйприл, – сообщила мама с виноватой улыбкой. – Ее тетя звонила сегодня утром. Эйприл спрашивала про тебя.

Новостные фургоны окружали дом тети Дорис, словно стая спящих волков. Они пробудились, когда мы свернули на подъездную дорожку. Я несла кекс, а мама балансировала подносами. Тетя Дорис встретила нас на крыльце, и мы торопливо вошли внутрь, как раз в тот момент, когда жадные глаза камер нацелились на нас.

– Извините за это, – сказала она, качая головой. – Кто-то направил их сюда. Все хотят выжать из нас хоть слово, хотя отлично знают, что беспокоить детей нельзя.

Изнутри дом напоминал темную пещеру: все жалюзи были наглухо закрыты, не считая стеклянной двери, ведущей на задний двор, – он был окружен высокой изгородью и залит солнцем. Эйприл была там. Она сидела посреди лужайки в зеленом пластиковом кресле, спиной к дому.

Мы молча смотрели на нее. Ветерок играл с ее волосами, собранными в хвост.

– Эйприл… пришлось тяжело. Бедная девочка прошла через все это…

У тети Дорис под глазами виднелись мешки – больше, чем мои щеки. Волосы были покрашены в черный цвет, но у корней уже просвечивала седина. В том, как она улыбалась, было что-то от Мандей.

Мама закусила губы, сдерживая слезы.

– У нее есть какие-нибудь друзья? – спросила она. – Мы могли бы привезти их к ней.