Никто не узнает… - [44]

Когда Ыни было одиннадцать, вся семья уехала в Филадельфию и прожила в Америке некоторое время. Там её отец был профессором в университете. Возвращаться в Корею Ыни не хотела, и отцу пришлось буквально силой заставить её вернуться с ними, когда работа закончилась. Жизненным кредо отца Ыни было: «Семья всегда должна быть вместе». В то время пошла мода учить детей за границей, но отца Ыни это не волновало. Университет и аспирантуру он закончил в Корее, и Филадельфия была его первой поездкой за границу, но манера говорить у него была чисто американская. Моя мать рассказывала, что он всегда говорит детям: «Это мой дом, а вы мои дети и должны меня во всём слушаться!» — и фальшиво хохотала, поглядывая на моего отца, мол, большей глупости я не слышала. Я уже не помню, зачем мне нужно было позвонить Ыни, в общем, однажды я позвонил ей и испугался. На мой вопрос: «Это квартира Ыни?» — её отец ответил: «Нет, ты не прав, это мой дом, а Ыни моя дочь!» Мне было очень неловко. С улицы наш дом и дом Ыни выглядели очень симпатично, но на самом деле всё было не так просто. В то время, когда люди покупали здесь участки у Корейской земельной корпорации, они рассчитывали построить красивые необычные дома. Им приходилось от многого отказываться и усердно работать в отличие от тех, кто покупал жильё в новых многоквартирных домах в городе. Но, когда строительство было завершено, почему-то оказалось, что все дома похожи. Это были обыкновенные симпатичные домики, какие можно было часто видеть по телевизору. Конечно, я сам не мог знать этого, но говорили, что наш район похож на богатый пригород американского мегаполиса. Белые заборчики из штакетника были такими низкими, что через них могла перепрыгнуть собака, а люди, живущие рядом, могли видеть друг друга и разговаривать, когда возились у себя в садиках. Мужчины с работы возвращались поздно, в выходные валялись на диване с пультом от телевизора и в садах встречались редко. Домохозяйки днём были заняты. Утром, отправив детей в школы, некоторые шли в спортклубы, некоторые в бассейны. После этого встречались с подружками, занимались на каких-нибудь курсах или в благотворительных организациях и возвращались домой к приходу детей или мужей. Отец Ыни вёл образ жизни европейца среднего класса: рано приходил с работы, играл в саду с детьми или катался на велосипеде в своей замечательной каске. Он строго следил за тем, чтобы дети не задерживались в школе, приходили так же рано, как и он, и уделял им много внимания.

У брата Ыни была лёгкая форма аутизма, когда он был маленьким. Отец наверняка не знал, как вести себя с таким ребёнком, так как в его планы по воспитанию детей не входило воспитание ребёнка с аутизмом. Несмотря на то что он получил степень профессора, когда был ещё молодым, и построил прекрасный дом, ему и в голову не приходило, что у него родится такой сын. Но ему удалось решить и эту проблему. Оберегая и успокаивая жену, он сам отвёл мальчика к лучшему врачу, проштудировал кучу статей в научных журналах. Отец беседовал с врачами и прилагал все усилия, чтобы вылечить ребёнка. Его жена говорила, качая головой: «Я до сих пор помню, как нам было тяжело»; и было непонятно, жалуется она на своего мужа или хвастается им: «У него такая сила воли! Он ведь в один день бросил пить и курить! Я даже опасаюсь, что, когда надоем ему, он так же, в один день, бросит и меня». Подружки хохотали в ответ, будто услышали смешной анекдот, а мне было непонятно, что здесь может быть смешного. В общем, состояние Чонсу, братишки Ыни, улучшилось к тому времени, когда нужно было идти в школу, настолько, что даже специалист не смог бы определить, что когда-то он был болен. Больше того — со временем у него обнаружились большие способности к математике. Несколько раз он выигрывал математические олимпиады и был гордостью своей школы. Его лёгкий аутизм забывался, и учителя относились к нему с большим вниманием.

Преодолев жизненные неурядицы, семья Ыни стала ещё сплочённей, по крайней мере мне так казалось. Моя мать, умеющая разглядеть плохое даже в самых счастливых семьях, только и могла сказать: «Отец Ыни очень принципиальный человек». Следовательно, семья Ыни потихоньку удалялась из Сорибада моей матери и люди в нашем районе интересовались её жизнью всё меньше и меньше. Кроме этой семьи хватало тех, чьим несчастьям можно было уделить внимание: кому-то изменил муж и жена пыталась покончить с собой, кто-то потерял своё благосостояние из-за необдуманного поручительства… То есть моей матери всегда находилось о ком посплетничать и что растрезвонить на всю округу.

Но в один из вечеров, после появления в нашем районе одного человека, все эти беды оказались ерундой и жители нашего района благодарили Бога, что это случилось не с ними. Он вылез из своей старенькой «элантры», открыл багажник, вынул оттуда инструменты и уверенно зашагал к ярко освещённому дому Ыни. В это время я смотрел сериал «Не насмотришься», который показывали с понедельника по пятницу. Это был очень популярный сериал, и наверняка остальные тоже сидели у своих телевизоров. Мужчина подошёл к стене прачечной, сломал решётку на окне и проник в дом. Отец Ыни был человеком ответственным и позаботился о том, чтобы все двери были тщательно заперты, но в тот раз это не помогло. Как человек может предугадать все поступки других людей? Мы все считаем, что остальные люди похожи на нас. Вряд ли отец Ыни мог предполагать, что в его жизнь влезут так грубо. Мужчина проник в дом и вошёл в гостиную, где работал телевизор. Сначала он ударил молотком по голове отца Ыни, вскочившего ему навстречу, и тот упал. Затем убийца вошёл в спальню, где спала мать Ыни, и тоже ударил её. После этого он поднялся на второй этаж в спальню Чонсу и задушил мальчика. Затем спустился на первый этаж и добил ещё живых родителей.