Никто не умрет - [11]

У бас-гитариста порвалась струна, и концерт на немного приостановили, я вновь вспомнил про свой план. Собрав всю банду, я рассказал им о своей безумной задумки.

— И мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас на следующей песне толкнул охранника.

Все смотрели на меня, как на сумасшедшего, все, кроме Софии, она улыбалась, так как не верила, что я действительно смогу влезть на остров под номером два.

— Ты же не собираешься прыгать? — с ужасом в голосе спросила Катя.

Но я проигнорировал ее вопрос.

— Ну, так что, мне кто-нибудь поможет?

— Я толкну охранника, если ты этого так хочешь — вдруг отозвалась София.

— Вот и отлично — подытожил я.

Я уже хотел встать сбоку от охранника, как меня за руку схватил Денис, он отвел меня в сторону и прижал рукой к стене.

— Послушай Бурян, ты классный парень, но не стоит этого делать ради нее. Даже если у тебя все получится, она этого не оценит, ей не нужны твои подвиги.

Меня стало бесить, что все думают, что я запал на эту рыжую, и что все, что я делаю, я делаю ради нее.

— Я это делаю не ради нее, я это делаю ради себя. Я мать твою Борис бритва, так что убери свою руку и дай мне пройти.

Денис убрал руку, а музыканты вновь стали играть, стали играть свою старую и хорошо знакомую мне песню.

«В заросшем парке,

Стоит старинный дом.

Забиты окна,

И мрак царит извечно в нем».

Гоголь уже стоял на баре и подготавливал свой фотоаппарат. София не спеша подходила к охраннику, а я направился к металлической лестнице. В те секунды мне все казалось до ужаса медленным, словно кто-то на пульте замедлил наше движение.

«Сказать я пытался:

"Чудовищ нет на земле".

Но тут же раздался

Ужасный голос во мгле.

Голос во мгле…»

Я видел, как София толкнула охранника, и толкнула хорошо, коленкой по его бычьим яйцам, а тот скорчился от боли, а после кинулся за безумно смелой рыжей девушкой, в ту секунду она еще больше стала мне нравиться, хотя куда уже больше. Натянув на голову маску «Человека-паука», которую я взял в расщелину, я принялся взбираться на лестницу.

«Мне больно видеть белый свет,

Мне лучше в полной темноте.

Я очень много-много лет,

Мечтаю только о еде».

Говорят, что когда человек употребляет наркотики, ему иногда открывается какая-та истина, то, что вроде очень просто, но о чем он раньше не догадывался. Я никогда не верил в эту чушь, не люблю наркотики, люблю пиво, оно лучше и на вид приятнее. И вот сейчас, наверняка от чрезмерного употребления пенного напитка, мне открылась та самая истина. Я понял, что не могу умереть, не сегодня, не вообще никогда. Ведь в моей голове еще столько не завершенных идей, столько миров, которые просто не могут кануть в небытие. Мне стало казаться, что смерть это вымысел, плод неудачного писателя. Что это главный обман, в который мы слепо верим, старая разводка, на которую все почему-то повелись.

Я добрался до острова под номером два, музыканты стояли в нескольких метрах от меня, а по лестнице уже взбирался охранник, времени было мало. Сняв с себя маску «Человека-паука» я встал рядом с музыкантами, не знаю, сфотографировал ли меня Гоголь, но думаю что да. Человек, который размахивал топором перед Стасом Михайловым, просто не может подвести. Охранник уже влез на сцену и начинал приближаться ко мне, и вот тогда я отошел к концу сцену и хорошенько разбежавшись, прыгнул вниз. Музыканты продолжали играть.

«Мне слишком тесно взаперти,

И я мечтаю об одном —

Скорей свободу обрести,

Прогрызть свой ветхий старый дом.

Проклятый старый дом!..»

Музыка затихла, когда мой крик взорвал клуб. Кажется, я ошибся, и истина была ложной, когда решил что не могу умереть. Мои друзья столпились вокруг меня, кто-то плакал, кто-то кричал, а я пытался найти Софию, но уже не мог, мои глаза закрывались. В моей голове все еще продолжал играть «Проклятый старый дом», а спина просто разламывалась.

7

— Пожалуй, мы уже можем идти — обратился я к старику, но тот и не пошевелился.

— А ты разве не хочешь дослушать историю до конца?

Мне казалось, что история уже закончена, ведь больше нечего продолжать, все умерли.

— Да, ты прав, все умерли, даже я — произнес старик, прочитав мои мысли.

Я встал и как можно дальше отошел от безумного рассказчика.

— Но, как я уже говорил смерти нет, есть лишь иллюзия того, что мы умираем — продолжил старик. — Смерть, как сон, и ты иногда просыпаешься. Мне не повезло, и я проснулся в своем старом гнилом доме, с одним словом в голове. Каннибал! Каннибал! Каннибал! — жуткий дед щелкнул своими зубами и начал приближаться ко мне. — Оно так часто звучало, что я поверил, поверил в то, что я каннибал, а затем вспомнил о детишках у себя в подвале. И я их ел, хоть мне и было противно, но что поделать, если я каннибал!

Меня охватил ужас, и я побежал к северному окну, которое выбил около часа назад. Но оно было забито, и доски уже не казались мне такими гнилыми, как раньше. Обернувшись, я увидел старика, что стоял прямо передо мной, увидел его черные глаза, а в них увидел его несчастную мертвую душу.

— Мне не повезло, я не могу уснуть, это все проклятие Черного Человека, он так и не простил меня зато, что я не продал ему этот старый дом — простонал старик, а после его костлявая рука вцепилась мне в горло. — Но ты совсем другое дело, ты можешь уснуть и проснуться кем угодно, кем пожелаешь, ведь никакой смерти нет — старик начал гладить меня по волосам, а после в его руке оказалась заостренная доска, напичканная ржавыми гвоздями. Он с легкостью вогнал ее мне в живот, а после его гнилые зубы впились в мою шею. Кровь окропляла этот проклятый дом, старик насыщался, а я умирал. Слова старика не выходили у меня из головы, так же, как и его жуткая история, это, наверное, круто, придумывать истории, создавать целые миры. Если бы слова старика были правдой, я бы хотел проснуться писателем, но если смерть всего лишь сон, почему мне так больно умирать?