Николай Рерих - [49]

Первобытные художники изображали животных и самих себя вне природы. Они не знали не только перспективы — пейзажа вообще, живя среди той нетронутой природы, о которой чем дальше, тем горестней тоскуют люди. Лосей или бизонов люди каменного века изображали во всех подробностях, тщательно передавая разветвления рогов, очертания копыт. Но ни деревьев, ни травы, ни облаков нет на камнях-писаницах, словно художник и не видел их.

Живописец двадцатого века может вернуться к «обратной перспективе» иконописи, может использовать принципы плоскостного искусства пещерных художников. Но природа, пейзаж — не только полноправный элемент его картин, но элемент необходимый. Его спящий охотник, женщины, создающие одежду, волхвы, заклинающие небо и землю, лучники, знахари, обитатели хижин и свайных поселков — все они слитны и с землей, на которой живут, с лесами, где охотятся, с реками и морями, с холмами, зеленой травой, с высоким огромным небом.

Рерих никогда не приблизит к нам «крупным планом» девушку, тоскующую на морском берегу, или колдуна, взывающего к звездам, — фигуры их удалены от зрителя, черты лиц неразличимы; но, удаленные от зрителя, слитые в охоте или священной пляске, люди предстают не бессильными, не ничтожными перед природой, будь то древние люди или люди сибирских, северных племен, сохранивших обычаи, орудия, одежду древних.

Вроде бы человек мал, а природа огромна, и художник подчеркивает это, опуская горизонт, застилая небо тяжелыми облаками, очерчивая вдали гряды холмов и реки, изгибы которых простираются за горизонт бесконечно. Но маленький человек, одетый в шкуры или в домотканую рубаху, имеющий в руках только каменный топор или копье, не беспомощен среди этой огромной природы, а равен ей. «Малые» люди картин Рериха — творцы и деятели, плывут ли они в незнаемые земли, охотятся на лосей или заклинают богов. Огромно небо и огромна земля, но человек смело взывает к небесному сиянию в «Заклятии небесном», покрывает камни магическим узором «Заклятия земного», произносит «Заклятие водное», веря, что он управляет силами природы.

Поэтому в картине «Небесный бой», в битве лиловых, серых, белых облаков не затерялось, но привлекает взгляд маленькое свайное селение, прижавшееся в самом углу картины, под этим грозным вечным движением. Селение людское бессмертно и вечно, как сами облака. Вечна природа — вечен человек. Об этом — «Человек со скребком», «Древняя жизнь», «Задумывают одежду», «Каменный век», «Охота», триптих «Север», «Сибирский фриз» — десятки, сотни картин.

Прав историк и исследователь культуры Борис Михайловский, противопоставляющий Рериха «авангардистам», которые тоже ведь ориентировались на примитив, но не ощущали движения искусства от примитива: «Замечательный русский художник Н. К. Рерих, обращаясь к темам праистории, выявлял становление человеческого начала, рост сознания, рассказывал о творческих находках, изобретениях первобытных людей, находил в них своеобразную красоту, поэтизировал окружающий их светлый земной мир („Задумывают одежду“, „Древние люди“ и т. д.). У кубофутуристов, напротив, и современные люди лишаются всех завоеваний истории и отбрасываются вспять — к первозданным истокам бытия, которое видится как нечто хаотическое, мрачное, низменно-уродливое».

«Первозданные истоки бытия» для Рериха не темно-уродливы, но прекрасны, это — ступень к грядущему, к истинному золотому веку, о котором грезили и Пювис, и Марес, который придет же когда-нибудь к человечеству. Пантеизм, ощущение всего существующего как сущего, одушевленного, единого — органическая основа мировоззрения художника, определяющая и формы его отражения мира.

Поэтому так слитны у него в картинах человеческие существа и неодушевленная природа — живы люди, и живы облака, живы каменные орудия, сделанные людьми, и сами камни. Поэтому картины всегда сочетают замкнутость в пространстве, вечный покой и вечное движение. «Небесный бой» — облака над свайным поселком — и есть это вечное движение, неодолимый поток жизни; словно бы это те же облака, в которых летит неистовый, одержимый творением бог-демиург Сикстинской капеллы.

Первобытная жизнь для Рериха неотрывна от легенды, от смутного предания, от богов-идолов, вросших в землю, и от богов, летящих на крылатых конях.

В «Небесном бое» художник не написал дев-валькирий, которые виделись ему в клубах облаков. Но во многих других картинах проступают в небе всадники и великаны — бьются друг с другом, спешат на помощь людям, вызванные их заклятиями. В реальные сюжеты охот и празднеств входят и такие, обозначенные давно художником: «Облачные девы» — облачные нимфы славянских поверий в диком хороводе несутся облачными формами по грозовому небу, или «Ярило» — перед восходом солнца над лесом брызнул высокий столб света и в нем неясными очертаниями славяне видят Ярило… «Придумал еще картину каменного века — „Молитва“ — толпа людей внизу, но дело не в них, а в облаках, которые какими-то столбами поднимаются кверху. Тон — золотисто-желтый».

Первобытная жизнь для Рериха — это реальность охоты, постройки жилищ и ночные сказки у костра о колдунах-оборотнях и камнях, оживающих ночью, о самих тайных силах природы и людях, которым дано эти силы познать. В первобытной жизни, как она представляется художнику, быль сливается с преданиями — медведи здесь еще чуют в человеке своего родича и — большие темные, как ожившие валуны, — собираются возле пастуха, играющего на свирели.