Николай Рерих - [40]
После этого гимнического начала следует очень трезвое изложение дел.
Оказывается, по законам штата Нью-Йорк ввезенные для выставки и продажи картины подлежали пошлине, которая должна была взиматься или сразу при ввозе, по оценке таможни, или после продажи картин. Импресарио выставки, некий Э. М. Гринбальт (или Гринвальд), предпочел второй вариант. Но цены, назначенные им, были слишком высоки, картины не продавались. Первого декабря 1904 года выставка закрылась, не принеся доходов. Тогда был устроен аукцион, на котором несколько работ были проданы по небольшим ценам. В дело вмешались таможенники, заинтересованные в более выгодной продаже. Началось дело между таможней и устроителем выставки. Русское консульство пробовало вмешаться, но импресарио был официальным доверенным лицом художников, консульство же не имело никаких полномочий на ведение дел. Пока письма шли через Атлантику, таможенники арестовали картины и сложили их в огромных складах нью-йоркской таможни. Импресарио же, раздобыв деньги под залог картин, удрал — кажется, в Париж, кажется, с фальшивым паспортом. Чтобы выручить картины, нужна была доверенность от всех художников и несколько тысяч долларов для выплаты долга таможне за упаковку и хранение картин. Маковский надеялся, что, может быть, найдется богатый американец русского происхождения, который возьмет все на себя, уплатит долг, отправит картины в Россию. Но, видимо, богач-филантроп так и не объявился. Картины были распроданы на аукционе в Сен-Луи. Известно, что музей Окленда купил сорок этюдов Рериха, остальные разошлись по частным владельцам.
«Сход старцев» остался в музее Сан-Франциско. Святые ворота, башня Веселуха, Борис и Глеб-на-Кидекше, Спас-на-Сенях, Псковской погост — уж как переводили названия — неведомо, но этюды эти украсили гостиные Нью-Йорка, Бостона, Сан-Франциско. Они принесли в Новый Свет отблеск искусства Древней Руси — огромного искусства, значение которого и в самой России только-только поняли. Идет ведь самое начало двадцатого века…
Открывая великое искусство прошлого, Николай Рерих думает о будущем России.
Предвестьем этого прекрасного будущего видится ему усадьба под Смоленском. Называется усадьба — «Талашкино», фамилия хозяев — Тенишевы.
Вячеслав Николаевич молчалив, очень богат, хороший виолончелист-любитель. В обществе больше знают его супругу Марию Клавдиевну, по первому мужу — просто Николаеву, по второму мужу — княгиню Тенишеву.
Репин в 1891 году писал о веселых прогулках катером по взморью: «В одно из этих катаний к нам приехала великолепная дама — Мария Клавдиевна Николаева. Она оказалась дивной певицей и страстной любительницей живописи. Живет в Париже и погружена в интересы тамошнего артистического мира. Ко мне она обратилась с заказом своего портрета. Я пообещал ей исполнить этот заказ будущей осенью в Париже (два вечера у нее в Европейской гостинице). Сегодня она уезжает в смоленское имение, а оттуда за границу. Дуэт ее с виолончелью Тенишева забыть невозможно…»
Репин пишет княгиню многократно: то в черном, то в белом, то с палитрой в руке, то в декольтированном бальном туалете — красивую, уверенную, многих чарующую. «Это что за барынька?» — мимоходом спросил Лев Николаевич Толстой, остановившись перед ее портретом. Но уничижительное слово к Тенишевой никак не подходило.
Княгиня богата — но мало ли в мире людей, употребляющих состояние на то, чтобы стать еще богаче? Тенишева кончила художественную школу, пишет маслом, занимается живописью по эмали. Главное же ее призвание — быть меценаткой, собирательницей, покровительницей художников. Собирает она картины, акварели, старинные художественные изделия. Участвует в организациях выставок, в создании музеев, постоянно дает субсидии то на петербургскую художественную студию, то на смоленскую рисовальную школу, то на поездку за границу какого-то художника.
Она субсидировала создание журнала «Мир искусства», принимала в нем горячее участие, пока журнал не стал высказывать мнения, противоречащие ее взглядам, пока не вывели из себя ядовитые карикатуры Щербова — то он изображал Тенишеву бабой, торгующей у «декадентского старосты» какое-то зеленое полотно, то совсем уж обидно — коровой, которую умело доит тот же Дягилев (а Репин на коленях подносит корове блюдо с лавровым венком).
Все же, разойдясь с «мирискусниками», Тенишева продолжает помогать художникам, хлопотать об устройствах выставок. Собирательство захватывает ее на всю жизнь — собирательство картин, вышивок, икон, церковной утвари, старинных книг, деревенской посуды — всего особенного, отмеченного печатью умения, истового ремесла. Она не задумывается поехать не только во Францию, но в Болгарию и Черногорию, чтобы собрать там образцы славянского орнамента, народных ремесел.
В парижском музее декоративного искусства экспонируются в 1907 году «Objets d’art russes anciens» (предметы искусства русской старины) из коллекции «la princesse Marie Tenichev». Иконы, кресты, паникадила, сосуды, ожерелья, полотенца, кружева, шали, душегрейки, sarafane (в каталоге пояснение — «robe de femme», то есть женское платье).
