Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [90]

Глава 9 Начало восточного кризиса

Интерес к событиям восточного кризиса на Балканах и в частности к восстанию в Боснии и Герцеговине в особенности усилился в конце XX в., когда эта республика вновь стала ареной братоубийственной войны, причины которой крылись не только в настоящих событиях в Югославии (раскол единого государства, просуществовавшего более 75 лет), но и в глубоком прошлом. Социально-экономический аспект уже не играл ведущей роли, на первый план выдвинулись религиозный и территориально-этнический конфликты между составлявшими население Боснии и Герцеговины мусульманами, православными и католиками. В гораздо большей мере, чем в прошлом, присутствовало вмешательство европейских держав, к которым присоединились США. В XIX в. Европа действовала на Балканах дипломатическими методами, теперь она развязала военные действия против сербского населения якобы в защиту мусульман, а на деле преследуя цели вытеснения влияния России.

Балканы, как и в XIX в., имеют большое политическое значение для России, Европы и Турции. Если раньше Россия стремилась утвердить там свое влияние в том числе и для обеспечения контроля над проливами и предотвращения присутствия Запада, то теперь, когда Балканы для Запада стали объектом блоковой политики, направленной на расширение НАТО и устранение России из региона, особое значение для нее приобрел фактор собственной безопасности. Не утрачено для России и экономическое значение проливов, через которые идет каспийская нефть.

В свете всего этого представляет интерес не только изучение политики России в период восточного кризиса 70-х гг. XIX в., но и позиция общественного мнения, в том числе политической элиты, по-разному относившейся к действиям Петербурга.

Самым спокойным временем своего пребывания в Константинополе Игнатьев называл 1871–1874 гг. Европейские державы были заняты своими делами, Франция больше не играла активной роли в Европе, ее влияние в Османской империи и на Балканах упало. Россия, заключив союз с Германией и Австро-Венгрией, добилась некоторого ослабления австрийской экспансии в Балканском регионе. Укрепив свои позиции в Европе после отмены нейтрализации Черного моря и обретения союзников, Петербург улучшил отношения с Портой. Султан Абдул-Азис питал доверие к Игнатьеву, благодаря чему посол мог улаживать многие частные конфликты турок с черногорцами, сербами, боснийцами и другими народами, а также противостоять влиянию европейских послов.

Однако это было затишьем перед бурей. В конце 1874 г. возник серьезный турецко-черногорский конфликт в Подгорице, в который пыталась вмешаться Австро-Венгрия. Игнатьев был в принципе против участия Вены в решении каких бы то ни было споров на Балканах. В МИД же полагали, как считал посол, что Австро-Венгрия «готова нам помочь и что мы ее руками легче можем достигнуть наших исторических задач, нежели самобытным действием в Царьграде и непосредственным влиянием на Порту»[459]. Он был не совсем не прав.

1 февраля 1875 г. МИД направил консулам в Турции циркуляр, где предписывалось «постоянно стремиться, насколько это дозволяет охранение вверенных вам отечественных интересов, к совместности действий и заявлений с агентами Австро-Венгрии и Германии. Ваши личные и общественные к ним отношения должны служить отголоском политического направления императорского кабинета»[460].

Однако Игнатьев не допустил австрийцев к посредничеству в Подгорице и оперативно добился урегулирования дела.

Подобные разногласия между действиями Игнатьева и МИД во многом определили неэффективность политики России в начальный период восточного кризиса 70-х гг. История кризиса и политика европейских держав достаточно хорошо изучена в литературе[461] и отражена в капитальных документальных публикациях[462]. В отечественных трудах, посвященных событиям на Балканах и политике России, роль Игнатьева нашла определенное отражение, но специально не исследовалась. Имеется монография немецкой исследовательницы Г. Хюниген, посвященная деятельности Игнатьева в 1875–1878 гг.[463] Здесь достаточно подробно освещены балканская политика России в годы кризиса и основные акции Игнатьева. Автор пользовался материалами Государственного архива Австрии в Вене и показал русскую политику сквозь призму восприятия основного соперника России – Австро-Венгрии. Архивы России не были использованы, а из опубликованных источников главное место занимают записки Игнатьева, печатавшиеся в 1915 г. в «Историческом вестнике», некоторые документальные публикации, пресса. Главная задача автора заключалась в том, как указано в работе, чтобы показать панславистский характер балканской программы Игнатьева и использование ее в интересах русской экспансионистской политики на Востоке[464]. Хюниген считает, что славянофильские идеи в программе Игнатьева нашли отражение в искаженном виде, поскольку идейные и гуманные начала славянофильских воззрений сменились у Игнатьева соображениями государственного эгоизма и имперским мышлением. На наш взгляд, действия Игнатьева во многом диктовались именно гуманными соображениями. Интересы славян, которые он горячо защищал в отличие от руководства МИД, сочетались у него всегда с интересами России, как и у славянофилов 60–70-х гг., с которыми он был близок. Славянофилы, так же, как и Игнатьев, пеклись и об имперских интересах, и подчиняли дело освобождения и объединения славян задачам усиления внешнеполитической мощи России. Хюниген отмечает разногласия во взглядах по балканскому вопросу Игнатьева и Горчакова, но видит причину этого в различии поколений и политической карьеры. В действительности противоречия между министром и послом определялись разными представлениями о приоритете внешнеполитических задач и о проблеме союзников России. Автор также преувеличивает влияние Игнатьева на балканскую политику России. В нашей работе мы стараемся показать, что программы Игнатьева отвергались Петербургом, действовавшим с совершенно иных тактических позиций.