Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [86]

.

Таким образом, Горчаков и Игнатьев придерживались различной тактики в вопросе об улучшении положения христиан. Но если расчеты Горчакова на «европейский концерт» не оправдались, то и надежды Игнатьева на реализацию своих планов с помощью Порты были иллюзорными. Постепенность реформ не устраивала христиан, против мер в их пользу резко выступало мусульманское население. Кроме того, кардинальные реформы в христианских провинциях не одобрялись Европой, и Порта это хорошо знала.

Вернувшись в Константинополь, Игнатьев имел аудиенцию у султана по поводу Крита. Абдул-Азис отверг предложение о присоединении острова к Греции и соглашался прекратить военные действия и сделать только некоторые уступки в улучшении положения греческого населения. Последним действенным средством Игнатьев считал коллективную морскую демонстрацию держав, с чем согласился и Горчаков[437].

Обстоятельный доклад Горчакова Александру II от 6 сентября 1867 г. квалифицировал позицию держав в Восточном вопросе как враждебную христианам. Только Россия, указывал канцлер, серьезно печется об интересах христиан. Но Россия прежде всего должна преследовать свои национальные интересы и не подвергать себя опасностям. Война возможна только в случае угрозы целостности или независимости страны. Екатерина II поднимала Восток во имя задач расширения России. Сейчас другое время. Интересы России для нас важнее улучшения жизни турецких христиан. Горчаков предлагал два выхода из создавшегося положения: либо добиться коллективной декларации держав в пользу христиан (что, как он уже понял, было нереально), либо предложить Франции совместную морскую демонстрацию у Крита, объявив отмену блокады острова[438]. Но это было уже невозможно: еще в августе 1867 г. Франция заключила соглашение с Австрией в Зальцбурге о сохранении статус-кво на Балканах. (На телеграмме Игнатьева, сообщавшей о заявлении Наполеона III о невмешательстве в критский вопрос, Александр II с возмущением написал: «Это уж слишком!»[439]) Франция и Австрия договорились противодействовать присоединению Крита к Греции, а в случае общебалканского восстания препятствовать вводу русских войск на Балканы, и с этой целью Австрия намеревалась оккупировать Румынию. Возникла угроза создания антироссийской коалиции.

В этих условиях Горчаков счел целесообразным 18 октября 1867 г. предложить державам подписать коллективную декларацию о невмешательстве в балканские дела.

Как мы видели, морально Горчаков уже был готов к принятию позиции невмешательства в сентябре 1867 г. Свою позицию он обосновывал как необходимостью противодействовать европейским державам вмешиваться в события на Балканах, так и невозможностью для России вступать в войну и неготовностью балканских народов к эффективной совместной борьбе за свое освобождение. Их выступление неизбежно захлебнулось бы в крови, отмечал Горчаков в своем докладе о внешней политике России в 1856–1867 гг.: «Рано или поздно христиане спросили бы у нас отчета за их напрасно пролитую кровь. Императорский кабинет таким образом счел, что единственная линия поведения – оставить свободу действия христианам Востока на их собственный страх и риск, уведомив их при этом, что им не следует надеяться на какую-либо непосредственную материальную помощь нашей страны»[440]. Россия могла, продолжал Горчаков, оказать христианам только моральную поддержку. Предлагая заключить декларацию о невмешательстве, Горчаков преследовал также цель исключить вмешательство европейских держав в события на Балканах, которое могло обернуться против России и самих славян. Вена вынашивала планы в случае всеобщего восстания оккупировать Боснию и Герцеговину, Франция имела свои интересы в Румынии, Италия – на Адриатическом побережье полуострова.

Игнатьев был против объявления декларации о невмешательстве. Он считал, что этот шаг будет сочтен актом бессилия России. Надеясь, что Горчаков еще передумает, он затягивал передачу Порте декларации (к которой присоединились Франция, Пруссия и Италия). И она была вручена только 30 октября. Теперь у турок были развязаны руки. Они сразу возобновили военные действия на Крите.

Накануне вручения декларации Игнатьев сообщил Горчакову о том, что он отзывает свой проект реформ, переданный Фуад-паше. Последний уже собирался обсудить его на заседании Совета министров и имел благожелательные отзывы на проект от ряда министров. Однако Игнатьев заявил ему, что считает хатт 1856 г. неприемлемым, а свой проект недействительным[441]. Для посла это было большим унижением, тем более что он считал себя правым. В письме к родителям он излил свою горечь и обиду на Горчакова, обвинив его в желании популярничать и вместе с тем ничего не делать серьезного[442]. Горчакову же посол отправил донесение об удовлетворении турок его декларацией о невмешательстве и о заявлении французского посла в Константинополе П. Буре, что Франция присоединилась к этому демаршу под давлением России. Это был маленький укол канцлеру, который Игнатьев позволил себе сделать[443].

Но все же усилия России не пропали даром. В феврале 1868 г. на Крите был введен Органический статут, который предоставлял критянам ограниченную автономию. Можно предположить, что и проект-минимум Игнатьева сыграл здесь известную роль.