Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [85]
Игнатьев имел с Фуадом несколько бесед в Ливадии, во время которых сделал очередную попытку договориться с Портой. Он предложил турецкому министру свой новый план реформ в христианских провинциях, носивший компромиссный характер. Сделано это было без санкции Горчакова. Игнатьев был уверен, что ни европейские державы, ни Порта не согласятся с мемуаром Горчакова. Фуад прямо заявил послу, что национальная автономия христиан означает разложение Османской империи. Поэтому новый проект Игнатьева был основан не на идее национальной автономии, а на положениях хатта 1856 г. с некоторым расширением прав христиан. Так, административные советы в провинциях должны были избираться всем населением, причем число христиан в них увеличивалось. Предусматривалось создание народных советов при патриархии и епархиях. Эти советы создавались не только по религиозному, но и по национальному признаку. Они имели задачей устройство церковно-школьных и других дел, касавшихся христиан. В проекте говорилось о назначении христиан на должности помощников высших мусульманских чиновников (губернаторов, мудиров). В судах мусульмане и христиане должны были быть представлены равным числом членов, в процессах христиан исключалось применение шариатских законов. Предусматривалась гласность судебных действий.
Далее следовали пункты об участии христиан в полиции, о справедливом распределении налогов, об улучшении тюрем, о создании христианских школ и назначении в них учителей по выбору христиан. В целом проект предоставлял христианам во многом равные права с мусульманами, но верховная власть в санджаках и округах принадлежала по-прежнему туркам[430].
Как писал впоследствии в своих записках Игнатьев, хотя его проект и проект Горчакова исходили из разных принципов, они имели много общего в конкретной части, способствуя развитию самоуправления. Те же народные советы, предложенные Игнатьевым, могли стать зачатками национального самоуправления и обеспечить национально-культурную автономию. Национальное представительство в высших и местных органах управления в провинциях, в судебной и полицейской системе могло обеспечить национальное равновесие. Фуад, ознакомившись с проектом Игнатьева, заявил, что он согласен с >2/>3 предложений и по возвращении в Константинополь постарается склонить Порту к согласию с остальными. Турецкий министр понимал, что постоянное брожение на Балканах когда-нибудь, да выльется во всеобщее восстание, и лучше потихоньку «выпустить пар»[431].
Однако проект Игнатьева и тот факт, что посол самостоятельно предложил его Фуаду, разгневал Горчакова, который пока еще не получил решительного отказа держав принять его мемуар и, возможно, сохранял какие-то надежды на согласие с Европой. Правда, министр понимал, что они очень малы. 18 августа 1867 г. он телеграфировал императору в Ливадию: «Вопросы, которые мы прямо ставили, мне кажется, не будут иметь ответа»[432]. Тем не менее он сделал выговор Игнатьеву за представление Фуаду проекта. Министр считал, что переговоры не надо было начинать с минимума. «Я не люблю ограничивать круг действий локальными мерами», – писал Горчаков Игнатьеву. Лучше было бы сначала составить синтез проектов министра и посла[433]. Александру II Горчаков заявил, что расценивает подачу Игнатьевым собственного проекта Фуаду как ошибку и надеется, что Порта оставит это без последствий. Горчаков указывал, что сам же Игнатьев в своей записке от 21 марта 1867 г. предложил национальную автономию для христианских провинций Османской империи и подверг резкой критике проект Мустье, основанный на хатте 1856 г. Исходя из этого, продолжал Горчаков, МИД предложил европейским державам устроить существование христиан в рамках автономии, дать им «развиваться отдельно от мусульман и как бы параллельно с ними и доставить им самостоятельный суд и расправу, ограждение личности и собственности». Порта не приняла эти предложения, что снимает с России всякую ответственность за реформы в Турции. Если же Порта примет новый проект реформ на основе хатта, представленный Игнатьевым, то это будет означать одобрение хатта Россией, которая должна будет нести ответственность за последствия и лишится своего исключительного положения на Балканах, сравняв себя с западными державами[434]. Как видим, Горчакова больше беспокоило не улучшение положения христиан, хотя бы и не кардинальное, а принципиальный вопрос об отношении к хатту, который в сложившейся ситуации не имел уж такого большого значения. Министр, по сути дела, ставил дилемму: все или ничего, – и отвергал компромисс. Главным его желанием было снять с России ответственность за судьбу христиан, если уж Россия не может ее радикально изменить. Игнатьев с горечью замечал в своих записках: «Мне пришлось взять обратно текст этого проекта, переданный мною Фуад-паше, и мы потеряли таким образом единственный случай упрочить наше влияние в Турции и добиться от нее существенных уступок в пользу христиан»[435].
Между тем Игнатьев так объяснял появление своего нового проекта в письме к родителям: требование автономии, означавшей смертный приговор для Османской империи, в данной ситуации предъявлять было бесполезно. «Я не хочу требовать автономии у Порты всех областей и стараюсь вырвать реформы существующей администрации в смысле улучшения быта критян, то есть идти к той же цели медленным путем. Требовать автономии можно только после удачной войны»
