Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [120]

Сам Игнатьев глубоко переживал отставку. В воспоминаниях о своей деятельности в МВД он писал, что увольнение от должности министра было для него благодеянием, но ему было очень больно, что его тяжелый труд в течение года, его начинания и планы были прерваны, и все оставлено «на произвол лиц, не сочувствовавших моим мыслям»[583].

Игнатьев не мог сидеть без дела. Он активно занялся общественной деятельностью. В 1882 г. он становится председателем Общества содействия русской промышленности и торговли, почетным членом Русского географического общества, в 1888 г. – председателем Петербургского славянского благотворительного общества, в 1897 г. – почетным членом Николаевской академии Генерального штаба, в 1899 г. – почетным членом Вольного экономического общества.

Правда, общественная деятельность не занимала много времени. Игнатьев продолжал интересоваться внешнеполитическими делами. Он оставался видным членом российского политического истеблишмента и сохранил обширные связи в дипломатических кругах. Его часто посещали разные дипломаты и послы европейских держав. Иногда он приглашался в МИД для консультаций. Так, новый министр иностранных дел Н. К. Гирс советовался с ним относительно кандидатур для включения в правительство Болгарии. В мае 1884 г. Игнатьев участвовал в работе Особого совещания, обсуждавшего вопрос об Амударьинском отделе[584]. Консультировал он МИД и по кульджинскому вопросу, составив специальную записку по этому поводу. Игнатьев не возражал против возврата Китаю Илийского края, занятого временно в 1871 г. русскими войсками по просьбе Пекина, но настаивал на сохранении торговых льгот для русских купцов в Западном Китае[585]. Игнатьев живо интересовался дальневосточной политикой России, которая, как известно, с середины 80-х гг. активизировалась. Экспансионистские планы западных держав и США на Дальнем Востоке беспокоили Петербург. В регионе появился новый потенциальный противник – Япония. В 1885 г. в связи с 25-летием Пекинского договора Игнатьев выступил в заседании Петербургского общества содействия русскому торговому пароходству, где подверг резкой критике правительство за отсутствие конструктивных мер по освоению Дальневосточного края. Он указал на опасность, грозившую краю со стороны Японии, на захлестнувшую Дальний Восток китайскую и корейскую эмиграцию, в то время как русские переселенцы, не получая помощи, были обречены на вымирание. Морские богатства на Дальнем Востоке, говорил Игнатьев, эксплуатировались американцами, а Амурское пароходство влачило жалкое существование. Он сетовал на отсутствие оборонительных сооружений, путей сообщения и указывал на необходимость строительства железной дороги к Владивостоку[586].

В 1900 г. Игнатьев подал записку в правительство с анализом действий России на Дальнем Востоке. Он выступил против участия России в военных действиях по подавлению боксерского восстания в Китае и настаивал на сохранении с ним дружественных отношений, на ограждении Китая от вмешательства в его внутренние дела Европы и США. Хорошие отношения с Китаем, подчеркивал Игнатьев, являются лучшей гарантией охраны нашей сухопутной границы и экономического развития Дальневосточного края. Политику министра иностранных дел Н. Н. Муравьева на Дальнем Востоке Игнатьев считал легкомысленной и авантюристской и полагал, что совместные действия России с европейскими странами в Китае приведут к серьезным внешнеполитическим осложнениям[587]. Игнатьев опасался, что, подчинив себе Китай, европейцы превратят его в плацдарм для нападения на беззащитные русские владения на Дальнем Востоке. Участие же России в захватах в Китае превратит его из мирного соседа в опасного врага. В то же время он считал необходимым установить российское влияние в пограничных с Россией китайских провинциях – Маньчжурии, Монголии, Джунгарии. Таким образом, выступая против военных авантюр в Китае, Игнатьев оставался, как и раньше, приверженцем мирного проникновения в Китай и ограничения в нем западного присутствия.

События в Европе интересовали Игнатьева даже больше, чем в Китае. Будучи всегда противником Австро-Венгрии и Германии, он не одобрял прогерманского курса Н. К. Гирса и возобновления Союза трех императоров. Пользуясь данным ему Александром III при отставке разрешением подавать царю записки, Игнатьев дважды писал ему о внешнеполитических делах. После свидания трех императоров в Скерневицах (1884 г.), где их союз был продлен еще на три года, Игнатьев направил царю обширную записку. Он оценивал этот союз как гибельный для России и убеждал сблизиться с Францией. Россия и Франция, полагал Игнатьев, имеют общего врага – Германию, сближение с Францией упрочит положение России в Европе и в мире. Он напоминал о предательской роли Бисмарка в 1878 г. В своем убеждении Игнатьев был не одинок. Значительная часть консервативных кругов России держалась тех же воззрений. Знаменательно, что спустя некоторое время записку Игнатьева Александр III передал на прочтение Каткову. Тот пришел от нее в восторг и явился к Николаю Павловичу с извинениями по поводу своего поведения в 1882 г., способствующего отставке последнего с поста министра внутренних дел. Катков, как сообщает Игнатьев в своих воспоминаниях, с этого времени решительно изменил свою внешнеполитическую позицию и стал выступать против союза с Германией, а Игнатьева рекламировал как самую подходящую кандидатуру на пост министра иностранных дел. «Вам рано на покой, – говорил он генералу, – Россия нуждается в вас в качестве министра иностранных дел. Гирс не годится, он слабохарактерный, тщеславный и клеврет Бисмарка»