Николай Островский - [62]
Я вмешалась:
— Это я, Коля, виновата. Моя инициатива была. Интереснее было пешком пройти, чем ехать.
— Ну ладно, ради сегодняшнего дня прощаю вам эту партизанщину, — пошутил Николай и тут же заторопил: — Скорей, скорей мойся с дороги и одевайтесь, товарищи! Скоро здесь будет Григорий Иванович, а ты, Раюша, наверное, вся в пыли с дороги. Марш, марш!..
В маленькую комнату, где я переодевалась, вошла Ольга Осиповна и тихо проговорила:
— Раюша, милая моя, я хочу тебе рассказать, в каком положении находится сейчас Коля. Ведь он после награждения собирается немедленно ехать в Москву, а ехать ему нельзя. Доктор Павловский говорит, что дней через шесть Колюшке станет так плохо, что он и сам все поймет… Я поняла доктора так, что у Коли… считанные дни остались…
Я молчала потрясенная.
Вошла Катя.
— Вот мы с Катей уговаривали его не ехать, а он и слушать не хочет, — закончила Ольга Осиповна и поднесла к глазам платок.
— Поговори ты с ним, Рая, может быть, тебя послушает, — попросила Катя.
— Если Николаю нужно ехать, едва ли что-нибудь удержит его. Тем более нельзя говорить ему о заключении доктора Павловского. А поговорить, попытаться удержать его здесь попробуем, — сказала я.
— Может быть, ты останешься, Раек, и этим удержишь здесь Колю! — проговорила Ольга Осиповна и посмотрела на меня.
— Едва ли Николай согласится, чтобы я осталась работать в Сочи. А может быть, сделать так: я возьму месяца на три отпуск за свой счет и побуду здесь? Только я сомневаюсь, чтобы Николай согласился на это… если он рвется в Москву.
— Скажи ему, что ты устала и хочешь отдохнуть в Сочи, — попросила Ольга Осиповна. Она надеялась, что это остановит ее сына.
А большой комнатой между тем завладели кинооператоры. Установили прожекторы. Провода змеями расползлись по полу. Лампы — тысячесвечовые солнца с блестящими рефлекторами — свисали с потолка. И когда монтер для пробы включил рубильник, комнату залил ослепительно голубой свет, и ударило жаром,
Николай весело переговаривался с монтерами, шутил. Вспомнил, что и он когда-то занимался этим ремеслом. Торопил нас:
— Ну как вы там? Не закончили еще своих туалетов? Смотрите, одевайте самое лучшее!
Непрерывно работало радио: транслировали митинг.
Вдруг из репродуктора:
— Слово предоставляется Председателю Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Григорию Ивановичу Петровскому:
Николай крикнул:
— Идите сюда! Садитесь и слушайте! Тишина!
Между тем репродуктор разрывался от звуков овации. И вот мы услышали голос старого большевика.
Николай слушал жадно. Глаза его, устремленные в одну точку, радостно поблескивали.
Когда закончилась речь, Николай забеспокоился. Лавина аплодисментов и эхо лозунгов свидетельствовали о том, что митинг закончен.
— Мамочка, Раюша, Катя! Скорей выходите во двор! Встречайте дорогих гостей!
Я задержалась и еще раз крепко пожала Николаю вздрагивающую руку.
Вышли на веранду. За забором, на улице — стеной люди. Веселые, улыбающиеся лица. Увидели нас:
— Привет Николаю Алексеевичу!
— Выносите его сюда!
— Передайте ему цветы!
К дому подъехала машина. Толпа расступилась, автомобиль плавно остановился у калитки. Григорий Иванович выходит из машины. Его сопровождают руководители Сочинского горкома партии.
— Да здравствует всеукраинский староста! — раздался из толпы голос.
— Да здравствует Николай Островский!
Григорий Иванович входит в комнату. Здоровается с Николаем, целует его, нежно касается руки:
— Добре, добре, сынок.
Николай лежит спокойный, улыбающийся. Только бледен очень.
Медленно, четко выговаривая каждое слово, с легким украинским акцентом Григорий Иванович говорит:
— Я очень рад, дорогой Николай Алексеевич, вручить вам орден Ленина и глубоко уверен, что он послужит вам к еще большему увеличению ваших сил и здоровья на дело служения строительству социализма.
Вместе с этим передаю вам все документы к ордену Ленина. Передаю вам также маленькое приветствие Председателя ЦИКа СССР товарища Калинина. Михаил Иванович написал вам несколько строк:
«Уважаемый товарищ Островский! Приветствую и вместе поздравляю Вас с получением ордена Ленина. От души желаю, чтобы эта награда послужила Вам приливом новых сил для Вашей столь полезной работы для народов Союза. С коммунистическим приветом М. Калинин. 21 ноября, 1935 года, Москва».
Горячо поздравляю вас, — продолжил Г. И. Петровский, — с высокой наградой, надеюсь, что она вызовет у вас прилив новых сил для вашей многополезной работы, для дела строительства социализма!
Петровский кончил речь.
Зажглись «юпитеры», ослепительно засверкали. Как огромная цикада, затрещал киноаппарат.
Григорий Иванович склоняется у постели Николая. В руках у него блеснул золотом орден Ленина. Он бережно прикрепляет его к гимнастерке Островского, по-отцовски дважды целует его.
Николай улыбается: видно, как по его щеке медленно скатывается капелька пота.
От горящих «юпитеров», ламп и большого количества народа в комнате становится нестерпимо жарко.
Я вытираю платком потный лоб Николая.
— Подожди, Рая, после, — шепчет он. И, сжав в руке дорогие документы, начинает говорить. Он говорит громко, звонким от волнения голосом… — …Я шел вперед потому, что меня окружала нежная ласка партии. И я теперь радостно встречаю жизнь, которая подарила мне возвращение в строй.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.