Николай Островский - [58]
И главное — что питало эту мужественную натуру? Что и сейчас поддерживает духовные, физические силы этого человека? Только безграничная любовь к коллективу, к партии, Родине, к великой стройке. Только желание быть ей полезным… У него есть персональная пенсия, близкие люди — лежать бы, не утомляться, сохранять оправданное бездействие. Но так велико обаяние борьбы, так непреодолима убедительность общей дружной работы, что слепые, параличные, неизлечимо больные бойцы сопутствуют походу и героически рвутся в первые ряды».
Выступление М. Кольцова всколыхнуло читателей. А вскоре и критики принялись внимательно читать книгу о Павле Корчагине, заговорили о ней.
Но и теперь плоды этого чтения доставляли автору отнюдь не только радость.
Первым в апреле выступил критик Б. Дайреджиев. Его статья «Дорогой товарищ» была напечатана в «Литературной газете» 5 апреля.
В эти дни Николай болел двусторонним плевритом. Собрав последние силы, он пишет 2 апреля писательнице В. И. Дмитриевой: «В период наивысшего подъема тело изменило мне… Я не могу работать. Самое страшное, что может быть в моей жизни…»
5 апреля И. П. Феденеву: «Неожиданно захворал… Температура, сердцебиение, бессонница и пр. столь же приятные вещи. Врачи категорически запретили работать, даже читать… Все кругом зовет к труду и действиям, а я засыпался. Ведем борьбу с болезнью… Получаю много, откликов на статью Кольцова…»
Остановлена основная работа. Отложены газеты, письма читателей. Не до них. Снова борьба за жизнь. И только 11 апреля Николай почувствовал себя немного лучше. Лечащий Островского врал Михаил Карлович Павловский, как всегда, забежал после рабочего дня навестить своего подопечного. Врач беспокоился, так как последние дни Островский чувствовал себя не очень хорошо: болела голова, пошаливало сердце.
Вот что рассказал мне впоследствии М. К. Павловский:
— Я собирался уже уходить. Николай Алексеевич меня остановил. «Михаил Карлович, — обратился он ко мне. — Если вас больные не ждут, посидите еще. Просмотрите газеты». Я остался. Быстро просмотрели с ним газеты «Правда», «Комсомольская правда». «А теперь давайте просмотрим мою, профессиональную газету — «Литературку», как мы ее называем…» Читаю Островскому заголовки статей. Назвал и эту: «Дорогой товарищ». Быстро, про себя пробегаю первые строки. И вдруг читаю: «Оптимизм Островского…» «Николай Алексеевич, а это статья о вас». — «Да ну? Читайте, читайте…» Откровенно сказать, первый абзац об оптимизме, идущем «от глубокого постижения путей истории», и об «оптимизме свиньи, роющейся на задворках истории», — я так и не понял. Да и Николай Алексеевич пропустил это. А вот следующий абзац уже касался Островского, который, как писал рецензент, «тем и велик, что он не самодоволен, не жирен»… Это насторожило Островского. «Ну, ну, читайте, что там еще есть?» Я продолжал читать…
В статье говорилось… о преемственности поколений революционеров, о стойкости Корчагина, о большевистском упорстве Корчагина и т. д. и т. п. В заключение вывод: «Дело в том, что Корчагин — это Островский… Он сделал все, что в силах сделать Павел Корчагин, но написанная вслепую в полном смысле этого слова книга нуждается в инструментовке, в технической шлифовке, в озвучании рукой мастера… Я позволю себе обратиться с публичным вызовом к писателю Всеволоду Иванову… о том, чтобы он взял на себя труд инструментовки книги Островского…»
Несколько дней Николай был подавлен, лежал молчаливо, никого не хотел видеть. Потом, собравшись с силами, телеграфировал Анне Караваевой:
«Прочел вульгарную статью Дайреджиева. Сердечно болен, однако отвечу ударом сабли «Литературной газете»…»
Весь месяц апрель Николай Островский был под впечатлением этой статьи. В письмах к друзьям он все время возвращается к выступлению Дайреджиева.
15 апреля пишет своему другу А. Солдатову:
«С 12/IV чувствую себя лучше, температура более-менее нормальная, и я уже начал работать. Заставляют, черти. Кажется, мертвого и то заставили бы написать ответ на заметку или, вернее, статью в «Литературной газете»… И ответил же я ему хорошо, если поместят в «Литературке», то сообщу, в общем, началась передряга, самая безалаберная статья, какую только может выдумать человек. У него счеты с «Молодой гвардией», и он через меня лягает журнал «Молодая гвардия», но и мне изрядно достается. То превозносит до небес, даже путевку транспаранту моему в «мировую литературу» дал, то предлагает Вс. Иванову озвучить, т. е. отшлифовать, мою книгу. Разве не гад после этого? Тогда чье же это будет произведение?»
16 апреля — в письме к Р. Шпунт:
«Между прочим, первый раз меня лягнули в печати — Дайреджиев в «Литгазете» своей статьей «Дорогой товарищ». Этот человек нашел нужным оскорбить меня, сказав, что я через книгу жалуюсь на окружающую меня действительность и т. д. и т. п. И под конец отослал меня на переделку к Вс. Иванову. Я ответил ему как следует».
Этот ответ не был опубликован при жизни автора. Только после смерти Николая Островского читатели получили возможность прочесть это письмо. Вот его текст, с небольшими сокращениями:
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.